Если он уходил из дома, то только для того, чтобы не присутствовать при заселении нового жильца.
Чуть позже она увидела, как он спустился к входной двери, с вязаным шерстяным шарфом вокруг шеи, засунув руки в карманы своего чересчур длинного пальто зеленоватого цвета, которое одним своим видом выдавало в нем иностранца.
Он с силой хлопнул дверью, и это тоже не было случайностью.
2
Письма из Бухареста и гипюровые занавески
Весь день небо было по-утреннему холодным и серым, и сейчас, к трем часам, снежные хлопья кружились в воздухе, такие легкие, что исчезали, не оставляя следа. В классах школы напротив зажгли свет.
Как обычно по четвергам, мадам Ланж в парадном наряде отправилась за покупками в центр города и должна была вернуться не раньше пяти часов; возможно, в половине шестого она по дороге зайдет за Луизой на телефонный узел.
Вот уже целый час Эли находился дома один, устроившись со своими лекциями на разогретой кухне, с пылающим лицом и слезящимися от насморка глазами. Когда ему не нужно было никуда идти, он не повязывал галстук и частенько весь день носил под пиджаком свою пижаму. Он брился всего два-три раза в неделю, и сегодня его щеки были покрыты щетиной в полсантиметра.
В самом начале его пребывания в доме мадам Ланж как-то сказала ему:
— Не понимаю, как в вашем возрасте можно быть таким… не элегантным.
Она слегка запнулась на последнем слове. На самом деле она подумала: «таким неопрятным».
Затем добавила:
— Иногда мне кажется, что вы это делаете нарочно.
Она не стала развивать свою мысль дальше, но ее взгляд скользнул к его ногтям с черной каймой.
Румын, наверное, был в университете, куда он записался на горный факультет. А может, он сидел в каком-нибудь кафе в центре города в компании своих соотечественников, пару-тройку которых уже успел отыскать.
Он еще не совсем включился в жизнь дома, и, тем не менее, вот уже целую неделю, с тех пор как впервые переступил порог, он оставался здесь главным персонажем. Даже во время его отсутствия чаще всего говорили именно о нем.
Утром, например, хозяйка старалась не шуметь, потому что он просыпался поздно, и было слышно, как она просит мадемуазель Лолу или мсье Стана, выходящих на улицу:
— По коридору идите на цыпочках. Дверью не хлопайте.
Прежде чем отправиться убирать в комнатах, она поворачивалась к Эли:
— Ну вот! Я накрыла на стол. Скажите ему, что масло в холодильнике. Вы последите за огнем?
В отличие от Эли, новый постоялец тщательно следил за собой и уделял много времени своему туалету. Поскольку в доме не было ванной, он каждые два дня отправлялся в общественные бани квартала и даже спросил у Эли, нет ли в городе турецкой бани.
Его родители были такими же, как и он. Эти люди принадлежали к другому миру, который Эли видел лишь издалека. Однажды утром, когда Мишель ушел, мадам Ланж, убиравшая в его комнате, принесла две фотографии на кухню, где занимался Эли. Каждая из них была вставлена в массивную серебряную рамку.
— Взгляните на его мать. Она выглядит почти так же молодо, как он, а ведь фотография сделана совсем недавно, я вижу это по ее платью.
Она обладала той особой красотой, которая, как правило, свойственна только актрисам, или, если быть точнее, своей осанкой, некоторой надменностью она напоминала оперную певицу.
Отец тоже был по-своему красив, невысок и суховат, с тонкими волевыми чертами лица.
Уже во второй вечер Эли пришлось снова послужить переводчиком, излагая вопросы мадам Ланж.
— Спросите у него, не занимается ли его отец торговлей.
Он повторял фразы на польском, и Мишель охотно отвечал.
— Мой отец торгует табаком. Он много путешествует. На самом деле он почти все время проводит в поездках, поскольку филиалы расположены в Болгарии, Турции и Египте.
— Жена его сопровождает? — спрашивала хозяйка.
Мишель отвечал с легкой улыбкой:
— Редко. Она остается дома.
— У нее есть другие дети?
— Только дочь, ей пятнадцать лет.
Каждые два дня мадам Зограффи писала длинное письмо своему сыну, и тот по утрам, едва встав с постели, с растрепанными волосами, прямо в пижаме отправлялся к почтовому ящику.
— У них много прислуги?
Мишель смущенно отвечал:
— Всего трое слуг, не считая шофера.
Все это время Луиза шила в своем углу, не поднимая головы. Она никогда не задавала вопросов, казалось, даже не прислушивалась к разговору, и когда встречала румына, просто кивала ему в знак приветствия с легким движением губ. Она словно избегала смотреть ему в лицо.
Прошло несколько дней, но во время обеда ощущение неловкости все еще висело в воздухе. Эли и две женщины продолжали обедать на кухне, тогда как Мишель в одиночестве ел в столовой. Мадам Ланж без конца вставала и отправлялась его обслуживать. Каждый день для него готовилось специальное блюдо, и он имел право на десерт из сухофруктов или выпечки.
Вечером, как и до его появления, все ужинали в столовой. Старожилы приносили свои жестяные коробки и ели собственную пищу, в то время как только один новичок получал горячее блюдо.
Он не делал никаких замечаний. Он вообще избегал разговоров, если только его не спрашивали, и старался не разглядывать своих сотрапезников. Впрочем, вечером почти всегда говорила мадемуазель Лола, рассказывая истории на смеси французского, русского и турецкого, смеясь по любому поводу и покачивая своей пышной грудью.
Это была по-своему привлекательная девушка, тучная, но яркая, всегда пребывающая в хорошем настроении, и она ела конфеты с утра до вечера. Она выдавала себя за студентку; в действительности же она не посещала университет, куда не смогла сдать вступительные экзамены, а ходила на курсы в частное коммерческое училище, о котором предпочитала не рассказывать.
После ужина каждый возвращался в свою комнату, пока мадам Ланж мыла посуду, и Эли обычно первым незаметно покидал столовую, несмотря на то что у него единственного спальня не отапливалась.
Стан занимался допоздна, Эли знал об этом, потому что видел свет в его окне по другую сторону двора. Мадемуазель Лола, должно быть, читала или ничего не делала, может, просто лежала в своей кровати, устремив взгляд в потолок, мечтая и поглощая сладости.
Мишель Зограффи уже дважды уходил куда-то вечером, и в первый раз, когда он вернулся, мадам Ланж пришлось вставать, чтобы открыть ему дверь, потому что он забыл свой ключ.
Однажды, выходя из-за стола, он спросил у Эли:
— Не хотите пропустить со мной по стаканчику в городе?
