— Только не думай, что я хоть раз пожалела о том, что убежала с Джеральдом, — заметила Клементина. — Это был самый счастливый и удачный день в моей жизни, но я не могу простить герцога де Сомака за его отношение к Джеральду.
— Да, — сказала мадам де Гокур, — герцог поступил зло и жестоко, однако он был очень странным человеком.
Мадам вдруг показалось, что прошлое вернулось и перед ней в крошечной гостиной сидит не Канеда со своими вопросами, а Клементина.
— Расскажите мне, пожалуйста, о герцоге де Сомаке, мадам, — попросила Канеда.
— Mon Dieu![8]Что это вы вспомнили о нем, моя милая! А я думала, будто вы явились поведать мне о своих успехах в Веаu Моnde. Все только и говорят о вас, о вашей красоте, интеллекте и очаровании. Ну а по Гарри дамы просто сходят с ума.
— Я это знаю, — ответила Канеда, — нынешняя жизнь кажется нам чрезвычайно увлекательной после деревенской тишины. Но, прошу вас, мадам, ответьте на мой вопрос.
— И что вы хотите от меня услышать?
— Расскажите мне о старике… который так жестоко обошелся с papa.
— Ох, он скончался, и, должна сказать, оплакивали его немногие. Надеюсь, вы знаете, что он хотел жениться на вашей матери, потому что жена, от которой у него был единственный сын, много-много лет болела; в свои без малого шестьдесят он решил завести новую семью — на случай, если что-нибудь случится с его наследником.
— А что с ним произошло?
— Ничего. Сейчас он и является герцогом де Сомаком, и, если я не ошибаюсь, ему тридцать два или тридцать три года.
— Надеюсь, он пребывает в добром здравии? — с горечью произнесла Канеда.
— Он-то? Конечно!
— А почему вы так говорите?
— Потому что с ним приключилась довольно грустная история. Жена его сошла с ума вскоре после свадьбы. Он был тогда очень молод, точнее говоря, только что достиг совершеннолетия.
— Сошла с ума, — повторила Канеда, и в голосе ее послышалась нотка удовлетворения.
— Ну конечно, все это скрыли, что нередко случается во Франции, — с укоризной сказала мадам де Гокур, — но старому герцогу было больно сознавать, что невестка не способна родить… даже единственного ребенка.
— Эта боль восхищает меня! — заявила Канеда.
— На мой взгляд, и нынешний герцог — человек очень странный. — Мадам де Гокур, казалось, была поглощена какими-то своими мыслями.
— В каком смысле?
— Ну, естественно, расстроенный состоянием жены, он перестал бывать в свете и заперся в своем замке на берегу Луары. Он содержит школу верховой езды — ради собственного удовольствия, кроме того, там готовят лошадей для кавалерии.
— Школу верховой езды! — воскликнула Канеда.
— Насколько я понимаю, он даже прославился в своих краях, — продолжала мадам де Гокур. — Генерал Буржейль, когда я последний раз видела его, упомянул о ней и все нахваливал лошадей, полученных его офицерами из конюшни де Сомака.
Канеда притихла на мгновение, а потом достала из сумочки письмо, которое Гарри получил из замка де Бантом, и передала его мадам де Гокур.
— Прочтите это.
Мадам приняла листок и, вооружившись элегантнейшим лорнетом, внимательно прочитала письмо.
— Это необыкновенно! — вскричала она. — Это просто необыкновенно! Ваш брат, разумеется, совершенно не был готов к чему-нибудь подобному.
— Вот именно! — подтвердила Канеда. — Так же, как и я.
И, не в силах сдержаться, с раздражением добавила:
— Как смеют они обращаться к нам лишь потому, что Гарри унаследовал титул и стал важной персоной! Почему нас не приглашали, пока maman была жива? Вы знаете, что она была не из обидчивых. Она почла бы за счастье простить всех.
Голос Канеды чуть дрогнул, в нем слышалась обида дочери за свою мать, навсегда отлученную от родных и близких.
— Прошлого не поправить, ma cherie, — негромко сказала мадам де Гокур. — Но если вы с братом сумеете погасить вражду, то наверняка сумеете порадовать этих людей перед смертью.
— Радовать их? — возмутилась Канеда. — Я ненавижу этих людей, и Гарри тоже их ненавидит! Но я придумала, как заставить их раскаяться и устыдиться за содеянное.
Мадам де Гокур опустила лорнет и с изумлением посмотрела на Канеду.
— О чем вы, моя милая? — спросила она. — Что вы предлагаете?
— Прежде всего, — сказала Канеда, — я хочу, чтобы вы ответили мне, почему они пишут нам именно в данный момент, если при этом не учитывать, что Гарри приобрел некоторое влияние в Англии.
Уловив явное смятение собеседницы, Канеда настойчиво произнесла:
— Я хочу слышать правду, мадам. Я чувствую, что за этим письмом кроется кое-что, и хочу все понять.
— Конечно, я не могу быть полностью уверена, — спустя мгновение неторопливо сказала мадам, — но поговаривают, будто в Дордони дела идут плохо.
— Какие дела?
— Во-первых, случился неурожай, и друзья мои утверждают, что местная пшеница не способна конкурировать с дешевой, привезенной из Америки и сбившей цену на зерно во всей Франции.
Она смолкла, и Канеда, всматривавшаяся в ее лицо, спросила:.
— А еще?
Ей вдруг показалось, что мадам де Гокур просто не желает раскрывать всю правду. Однако ответ не заставил себя долго ждать.
— Говорят — хотя пока это всего лишь слух, — что в их краях свирепствует филлоксера[9].
— Филлоксера! — воскликнула Канеда.
Она б не была настоящей дочерью своей матери, если бы не знала кое-чего о том, как выращивают виноград; в иные дни Клементина де Бантом успевала соприкоснуться с важным для всей Франции производством.
Джеральд Лэнг высоко ценил французские вина и научил своих детей разбираться в них, а мать объяснила им, что самые знаменитые происходят из Дордони.
Филлоксера, как было известно Канеде, представляла собой величайшее несчастье, способное обрушиться на виноградник; мошка эта вызывала не меньший страх, чем чума.
Болезнь завезли из Америки с зараженными саженцами в начале 1860-х годов.
Клементина Лэнг прочла о случившемся в газетах, и членам ее семьи нетрудно было понять, насколько трагично она воспринимает ситуацию.
Суть происходящего объясняли ей французские газеты, получаемые от друзей-англичан, посещавших Францию, и от французов, знавших, как она ценит подобные знаки внимания.
Пораженные филлоксерой лозы сбрасывали листву и погибали; ну а совсем недавно было сделано открытие, что тля поражает и корни.
