– Вообще-то я полагала, что свержение Ирины убедит людей в том, что я достойна трона.
Лео усмехнулся.
– Я мог бы говорить за тебя. Я мог бы стать твоими устами и твоим голосом. Расклад такой: есть таинственная мардушка, давшая обет молчания, и есть ее родной брат – глас Рэйвенспира, озвучивающий указы и задающий моду. Помнишь, как в прошлый раз вырядился граф Хорст? Ужас. Извини, отвлекся. Брат королевы, стало быть, озвучивающий указы и убеждающий подданных, что его сестра легко сотрет в порошок всякого, кто дерзнет ослушаться.
Габриль вопросительно взглянул на Лорелею.
– Хорошо, сейчас займусь этикетом.
Лорелея повернулась к хитро улыбавшемуся Лео.
– Как румяна нынче заря! Не иначе, ваше величество поделились с нею свежестью, – высокопарно начал Лео.
– Как это понимать? – фыркнула Лорелея.
– Как изысканный верноподданический комплимент, разумеется! И, чтобы ты знала, изысканные верноподданические комплименты принимают с благосклонным кивком, а не с фырканьем.
– Отлично. Сейчас велю Саше поделиться с тобой, гений куртуазности, своей мышью.
Лео с тревогой взглянул на небо, а Лорелея снова фыркнула.
– Хватит дурачиться, занимайтесь как положено, – нахмурился Габриль. Он поднял гнилую ветку и забросил в канаву.
– Давай так. Я – посланник из Акрама. Ну, начинай, – сказал Лео.
– Почему именно ты – посланник?
– Потому что я первый сообразил.
– Ладно. Только в следующий раз я буду играть роль посланника, а ты будешь занимать меня пустопорожним разговором.
– Вот не знал, что принцессы в Рэйвенспире такие неучтивые, – заговорил Лео, искусно имитируя акцент уроженцев Акрама. Он растягивал гласные звуки, резко обрывал согласные. Голос звучал монотонно, усыпляюще. Лорелея никогда не сумела бы это повторить.
Она широко улыбнулась.
– Надеюсь, ваше превосходительство, дорога вас не слишком утомила. Для вас приготовлены покои, я же приму вас после того, как вы вкусите освежающего сна. Можете рассчитывать на мое полное внимание при обсуждении интересов наших государств.
– Так-то лучше, – смягчился Габриль. – А теперь пусть Лео изобразит балаватского купца. Потом займемся изучением обычаев Ллореннаэ.
***
Миновало несколько часов. Лорелея училась беседовать с королевскими особами, купцами, дворянами. Не был забыт ни один из союзников Рэйвенспира. Под конец даже неугомонный Лео едва ворочал языком.
Они шли полями, где догнивала трава; они видели поредевшие стада тощих овец, явно не способных пережить зиму. В лесах крошились трухлявые деревья, и даже сама земля утратила привычный цвет, как-то поблекла. На пути попадались целые селения-призраки; люди либо откочевали в другие места, либо вымерли. И только на реки не распространялось колдовство Ирины.
Возле очередной заброшенной деревни Габриль предложил сделать привал и перекусить.
Лео достал из мешка последний каравай овсяного хлеба. Лорелея с флягой в руках направилась к дому. Она искала колодец. Проходя мимо усохших розовых кустов, принцесса услышала пронзительный крик, от которого у нее волосы встали дыбом, а в жилах забурлила магическая сила.
Кричали на заднем дворе.
Лорелея бросилась туда, выронив флягу, стиснув пальцы, в кончиках которых клокотала волшебная кровь. Взору принцессы открылась страшная картина: трое малышей, с раздутыми от голода животами, лежали, недвижимые, на холодной земле. Над четвертым ребенком стояла тощая женщина с запавшими щеками. В глазах ее было отчаяние, в руке – окровавленный нож.
Страшная догадка заледенила сердце Лорелеи.
– Остановись! – крикнула она.
Но было поздно. Бледная, как сама Смерть, женщина вонзила нож в грудь белокурой малышки. Хлынула кровь. Руки убийцы тряслись, однако не выпускали ножа.
Лорелея метнулась к ребенку, стала на колени. Синие глазки, казалось, умоляли ее сделать хоть что-нибудь, а ротик застыл в удивленной гримасе.
– Всё будет хорошо, – шептала принцесса, руками в перчатках зажимая рану. Кровь с поразительной быстротой покидала крохотное тельце. Лорелея лгала и сама знала, что лжет. Ничего не будет хорошо. Через считаные минуты маленькое сердечко затихнет, маленькое тельце дернется в последний раз.
Подбежал Лео. Он сразу бросился к трем другим телам, под которыми застывала лужа крови.
– Мертвы, – выдохнул Лео и с яростью взглянул на женщину.
– А что мне было делать? – заговорила женщина.
Бледные губы ее потрескались и истончились. Ключицы торчали, как у скелета. Костлявые руки внушали ужас. По впалым изжелта-серым щекам струились слезы. И только пальцы всё крепче стискивали нож.
– Бедные, бедные мои деточки…
Под ладонью Лорелеи маленькое сердечко остановилось навсегда. Синие глазки остекленели.
– Скончалась, – прошептала принцесса.
Ее горло охватил жестокий спазм. Пришлось сглотнуть, чтобы не дать воли слезам. Лорелея поднялась с колен, рассеянно оглядела окровавленные перчатки.
– Как ты могла? Ты же мать!
Голос дрогнул. В пальцах заискрило. Принцессе хотелось стащить перчатки с детской кровью, произнести заклинание, уничтожить детоубийцу. Да, так будет только справедливо.
«Никто не даст тебе, Лорелея, того, на что ты положила глаз. Брать всегда приходится самой. У тебя есть сила. Используй же ее».
Так когда-то учила Ирина. Вспомнив ее наставление, Лорелея плотнее натянула перчатки.
Женщина глядела на трупы своих детей. Голос ее был глух и вырывался из тощей груди со свистом.
– В доме ни крошки не осталось. Муж месяц назад преставился. Сам себя голодом заморил, для детей последнее берёг.
Внезапно она рухнула на колени.
– Как мучился, как мучился, кормилец наш! Не хотела я, чтоб и они так померли. Лучше уж сразу…
Она принялась гладить белокурые волосы младшей девочки. Рыдания сотрясли ее, она скорчилась над мертвым телом.
– Прости, кровиночка моя! Мочи не было глядеть, как ты маешься! Прости…
Эти слова несчастная мать повторяла снова и снова. Лео, бледный, потрясенный, топтался поодаль. Габриль обнял его, не сводя глаз с женщины.
– Чем тебе помочь? – спросил он.
Женщина не слышала. На коленях она подползла к трем старшим детям. Она целовала их, приглаживала им волосы и повторяла «простите, простите».
Когда черед дошел до самой старшей девочки, Лорелея тоже преклонила колени. Пряча руки в окровавленных перчатках за спиной, она тихо произнесла:
– Чем тебе помочь, несчастная?
Женщина вздрогнула. Казалось, она совсем забыла, что у ее трагедии есть свидетели.
