Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140
– Все твое поведение, – продолжил Гудмен, – как бы говорит: «Меня не колышет моя семья». А на самом деле очень даже колышет. На самом деле ты страдаешь, по-моему.
– Не пытаюсь перевести разговор с трагедии моего рухнувшего домашнего очага, – ответил Итан, – но можно и гораздо более серьезные беды обсудить.
– Например? – спросил Гудмен. – Твое странное имя?
– Или резню в Сонгми? – вставил Джона.
– Как же, сын фолк-певицы приплетет Вьетнам к чему угодно, – огрызнулся Итан.
– Заткнись, – сказал Джона, но не рассердился.
На мгновенье все притихли; образы, связанные с убийством ни в чем неповинных людей, требовали тишины. Трудно было понять, как реагировать, когда злодеяние внезапно сталкивается с иронией. Судя по всему, при таком столкновении полагалось сделать паузу. Помолчать и выждать, а затем сменить тему, хоть это и ужасно.
– Должен сказать, Итан Фигмен – не такое уж жуткое имя, – сказал Итан. – Гудмен Вулф – гораздо хуже. Так могли бы звать какого-нибудь пуританина. «Гудмен Смиренный Вулф, тебе надлежит явиться в бункер».
Будучи под кайфом, Джули воспринимала все это как дружеские подколы – на том уровне, насколько в их возрасте вообще можно было воспринять суть «дружеских подколов». Настоящего остроумия в этом пока не было, но общий механизм уже работал и был готов к дальнейшей калибровке.
– С нашей двоюродной сестрой в школе в Пенсильвании учится девочка, – сказала Эш, – которую зовут Крема Симанс.
– Сочиняешь, – усомнилась Кэти.
– Ничуть, – возразил Гудмен. – Чистая правда.
Эш и Гудмен внезапно стали выглядеть искренними и серьезными. Если они и вешали лапшу синхронно, по-родственному, то наловчились делать это очень убедительно.
– Крема Симанс, – задумчиво повторил Итан. – Звучит как суп, сваренный из… разных семян. Смесь семенных жидкостей. Пахнет супом Кэмпбелла, который сразу же сняли с производства.
– Прекрати, Итан, уж очень натуралистично расписываешь, – перебила Кэти Киплинджер.
– Ну он же у нас занимается изобразительным искусством, – сказал Гудмен.
Все засмеялись, а потом Гудмен вдруг соскочил с верхней койки, сотрясая вигвам. Он взгромоздился на кровать у ног Кэти Киплинджер, фактически ей на ноги, заставив ее раздраженно приподняться.
– Что ты делаешь? – возмутилась Кэти. – Ты меня раздавишь. И от тебя несет. Боже, что это, Гудмен, одеколон?
– Да. «Каноэ».
– Терпеть не могу.
Но она его не оттолкнула. Он задержался, взяв ее за руку с длинными тонкими пальцами и ухоженными ногтями.
– А теперь давайте все почтим Крему Симанс минутой молчания, – услышала собственный голос Джули. Она не собиралась в этот вечер произносить ни слова, и едва заговорив, почувствовала, что сделала ошибку, встревая в это. Во что именно? В их дела.
– Прорезалась девчонка с Лонг-Айленда, – сказал Гудмен.
– Гудмен, с такими высказываниями ты просто ужасно выглядишь, – одернула его сестра.
– Я и впрямь ужасен.
– Да ты ужасен, как нацист, – сказал Итан. – Словно используешь некий код, чтобы напомнить всем, что Джули еврейка.
– Я тоже еврей, Фигмен, – ответил Гудмен. – Точно так же, как и ты.
– Не ври, – возразил Итан. – Даже если твой отец еврей, мать – нет. Надо, чтобы мать была еврейкой, иначе тебя просто сбросят со скалы.
– Евреи? Они не агрессивны. Не они устроили резню в Сонгми. А я просто заигрывал, – сказал Гудмен. – Хэндлер это знает, верно? Я просто ее чуть-чуть поддразнивал, да, Хэндлер?
Хэндлер. Она ощутила волнение, услыхав, как он ее называет, хотя едва ли могла вообразить, что парень может так к ней обратиться. Гудмен смотрел на нее и улыбался, и ей пришлось сдержать себя, чтобы не встать, не потянуться, не дотронуться до контуров его золотистого лица. Она никогда так долго не находилась совсем рядом с таким эффектным парнем. Джули не соображала, что делает, вновь поднимая свой стаканчик.
– О Крема Симанс, где бы ты ни была, – громко произнесла она, – жизнь твоя будет трагичной. Ее прервет несчастный случай, и причиной станет… аппарат для разосеменения животных.
В своей абсурдно двусмысленной тираде она употребила на ходу придуманное слово, но по вигваму разнеслись одобрительные возгласы.
– Видите, я знала, что неспроста ее позвала, – сказала Эш, обращаясь к остальным. – «Разосеменение». Годится, Жюль!
Жюль. Вот тут оно и произошло: мгновенный переход, после которого все стало по-другому. Робкая провинциальная никчемная Джули Хэндлер, которая впервые в жизни вызвала бурное веселье, внезапно и легко превратилась в Жюль, а это куда более подходящее имя для нескладной пятнадцатилетней девушки, уже отчаявшейся привлечь к себе чье-то внимание. Эти люди понятия не имели, как ее обычно называют; они едва ли ее замечали в эти несколько первых лагерных дней, хотя она их, конечно же, замечала. В новой обстановке появилась возможность преобразиться. Жюль – так назвала ее Эш, а тут же вслед за Эш и остальные. Теперь она была Жюль, и остаться Жюль ей предстояло навсегда.
Джона Бэй провел рукой по струнам старой гитары, доставшейся ему от матери. Сюзанна Бэй преподавала акустическую гитару в этом лагере в конце пятидесятых, когда ее сына еще на свете не было. С тех пор она каждое лето, даже став знаменитой, появлялась в определенный момент и давала импровизированный концерт, и нынешнее лето явно не станет исключением. Она приедет всего на один день, хотя никто, даже сын, не знает, когда именно это произойдет. А пока Джона взял несколько пробных аккордов, а потом заиграл наугад. Казалось, он делает это совершенно рассеянно; он был из тех, чей музыкальный талант кажется естественным, беспечным, врожденным.
– Ух ты, – сказала или просто обозначила губами Жюль – она точно не знала, вырвался ли возглас наружу, – глядя, как он играет. Она представила, что через несколько лет он станет знаменитым, как мать; Сюзанна Бэй введет Джону в свой мир, вытащит его на сцену, это неизбежно. А сейчас, когда казалось, что он вот-вот затянет одну из песен своей матери, типа «Нас ветер унесет», он вместо этого заиграл «О благодать» – в честь той существующей или несуществующей девочки из школы в Пенсильвании, где училась двоюродная сестра Гудмена и Эш Вулф.
Они провели вместе всего-то чуть больше часа, и тут одна из дежурных педагогов, преподавательница ткацкого дела и спасательница из Исландии со строгой стрижкой по имени Гудрун Сигурдсдоттир, вошла в вигвам с массивным прочным фонарем, словно бы предназначенным для ночной подледной рыбалки. Она огляделась и сказала:
– Так-так, мои юные друзья, вижу, вы тут травку курите. Ничего «клевого» в этом нет, как бы вам ни казалось.
– Вы ошибаетесь, Гудрун, – возразил Гудмен. – Это всего лишь запах моего «Каноэ».
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140
