– Этот камень – это кусок неба.
А потом остановиться, плюнуть себе на палец и оставить мокрый след на гладком сером булыжнике. И этот камень становился частью учения, перекочевывал в строящийся храм, ложился в фундамент или в стену. И все, видевшие ритуал, проникновенно шептали:
– Сам Учитель благословил этот камень.
И каждый норовил прикоснуться к нему, провести по камню ладонью или поцеловать.
Если на небе светило солнце, Учитель говорил:
– И тучи закроют солнце.
Затем, как водится, молчал. И действительно, тучи закрывали солнце. И трудно было понять, то ли это по велению Учителя происходят небесные явления, то ли они происходят сами по себе.
Но одурманенным сектантам во всем виделось могущество Учителя, его бесконечная, безмерная власть.
И если бы он сказал: «Убейте самих себя», скорее всего, его люди покорно обрекли бы себя на мученическую смерть во имя вечного спасения.
Но пока еще до этого не доходило, ведь у Учителя имелись собственные планы, о которых он не говорил своей пастве, но к реализации которых уже приступил. Частью этих планов было создание новых деревень в Прибайкалье, где он расположил свою резиденцию, вербовка новых сторонников, раздача денег, благословений, продажа своей крови в маленьких флакончиках, продажа .своего дыхания, запаянного в ампулы, и кусочки бумаги, к которым прикасались руки Учителя. Эти бумажки должны были хранить людей, оберегать их от болезней, дурного глаза и всего плохого.
Все эти бумажки, флаконы, ампулы стоили больших денег, так же, как и кассеты, на которых Учитель предсказывал конец света, зазывал под знамена веры. И никому даже в голову не могло прийти, что маленьких флакончиков с кровью Учителя продано столько, что кровью можно заполнить небольшой бассейн размерами три на три метра. Каждый из тех, кто имел флакончик, думал, что лишь у него есть капля крови великого человека, нового пророка, нового Учителя.
Посидев еще полчаса на подушках, Учитель вновь схватил колокольчик и на этот раз дважды взмахнул им над головой. И уже не тот, а совсем другой человек вошел в большую комнату с зашторенными окнами. Он также держал голову склоненной.
– Привезли аппаратуру?
– Да, уже привезли, Учитель. Она собрана.
– Все прислали наши люди из Японии?
– Да, все, Учитель.
– Проверили? – спросил он таким тоном, словно был специалистом в биологии.
– Да, проверили, Учитель. Доктор Фудзимото лично все опробовал.
– Фудзимото? – пробормотал Учитель. Ему не нравилось это имя, и несмотря на то, что он сам принадлежал к желтой расе, японцев не любил, хотя ему и приходилось с ними сотрудничать.
– Когда все будет закончено, Фудзимото надо убрать. Он слишком много знает.
– Возникнут сложности. Ведь он оказал нам большую помощь, ведь это благодаря ему основан российско-японский университет. Только его и знают в Совете безопасности.
– Мне все равно. Найдем еще тысячи таких же, деньги сделают свое дело. Кятати, поступили деньги?
– Да, поступили.
– Все поступили или нет?
– Есть задержки.
– Скажи нашим людям, пусть разберутся с должниками. И пусть разберутся так, чтобы никому больше не повадно было задерживать обещанное. Все, кто не с нами – против нас. И все они будут уничтожены, не обретя спасения. Ты меня понял?
– Да-да, Учитель, – и мужчина рухнул на колени.
Учитель плюнул на пальцы и щепотью прикоснулся к лысой голове.
– – Где начальник моей охраны? – спросил он.
– Внизу, Учитель.
– Скажи, что я скоро спущусь.
– Да, Учитель, – мужчина исчез.
Учитель подошел к стене и нажал кнопку. Панель отъехала, и он вошел в ярко освещенную кабину небольшого лифта, которая плавно опустила его в подвал. Начальник охраны уже ждал на площадке, отгороженной от помещения толстой решеткой и стеклянной стеной.
– Где непокорный? – спросил Учитель.
Здесь, внизу, уже не было маскарада, все выглядело по-настоящему. Мужчины были одеты в камуфляжную форму, вооружены. Но повиновались они Учителю так, как и все остальные.
Створки стеклянной стены бесшумно разъехались. Начальник охраны открыл решетку, и Учитель в сандалиях на босую ногу двинулся по длинному коридору, освещенному тусклыми лампочками, забранными в проволочные абажуры. Даже запах говорил о том, что здесь тюрьма и камеры пыток, что именно здесь расправляются с непокорными, с теми, кто засомневался в правдивости учения. Слова Учителя о геенне огненной имели под собой основу. Именно здесь таился конец света, конец жизни для очень многих.
Деревянные сандалии стучали о бетонный пол, гулкое эхо разносилось по лишенному мебели пространству. Учителю доставляло удовольствие видеть как умирают люди. Но лицо его при этом оставалось бесстрастным и спокойным – так, словно бы он наблюдал за падением листьев с дерева, а не за тем, как жизнь уходит из человека.
Одну сторону коридора занимали камеры.
В них находились те, кто совершил маленький проступок, а сейчас был вынужден искупать свою вину. За железной дверью, которая распахнулась бесшумно, находилась камера пыток. Именно туда направлялся Учитель, он хотел увидеть, как будет приведен в исполнение приговор, вынесенный им единолично. Вернее, Учитель не сказал ни слова, лишь кивнул, когда доложили его помощники о такой дерзости, как высказанное вслух сомнение в верности учения и его нужности.
Юноша лет семнадцати с бледным исхудавшим лицом был прикован прямо к стене. Он висел на цепях, чуть касаясь пола кончиками пальцев ног.
Когда железная дверь открылась, голова юноши шевельнулась и веки тяжело поднялись. Он увидел перед собой Учителя, такого недосягаемого раньше и такого близкого теперь. После долгой тишины он даже услышал его дыхание.
– Оставьте нас, – Учитель взмахнул рукой.
Тут же охрана исчезла за железной дверью.
Учитель даже не обернулся проверить все ли вышли, он знал, его никто не посмеет ослушаться.
Он опустился на корточки и снизу вверх посмотрел на прикованного к стене. Он сидел на корточках так, как заключенные сидят у костра на лесоповале.
– Так ты не веришь, что грядет конец света? – с присвистом произнес Учитель.
Юноша отрицательно качнул головой.
– Ну что ж, напрасно. А почему?
– Не верю, – выдавил из себя юноша, и его тело начало дрожать.
– И ты не хочешь отречься от своих слов, не хочешь обрести вечное спасение вместе со мной, вместе со всеми нами?
Юноша молчал. Его губы кривились, по лицу, по тем судорогам, которые искажали черты, было понятно, что он пребывает в крайне нервном напряжении, истощенный пытками, одиночеством и жаждой.
