— Со мной все будет в порядке. — Эмма встала. Она что-нибудь придумает. В конце концов, что такое потерянная сумочка? Несколько минут назад она с ужасом думала, что потеряла сына. — Мы с Риччи вернемся туда и посмотрим. Может быть, кто-нибудь нашел их и отдал дежурному.
— Знаете, — заявила Антония, — я уверена, что шансы отыскать вашу сумочку и пакеты очень малы. Может быть, мне подождать, пока вы вернетесь? Вам наверняка понадобятся деньги, чтобы добраться домой.
— О нет! — Эмма пришла в ужас. Мысль о том, что эта женщина подумала, будто она пыталась разжалобить ее, чтобы попросить денег, была очень неприятной.
— Нет-нет, я хочу быть уверена, что вы благополучно доберетесь домой. Вы только что пережили ужасное потрясение. — Антония накрыла руку Эммы своей. — Могу я угостить вас чашечкой кофе?
— Я не вправе… Вы и так столько для нас сделали.
Эмма чувствовала, что настойчивость женщины начинает действовать ей на нервы, и инстинктивно ощетинилась, отгораживаясь стеной холодной вежливости. Она понимала, что с растрепанными волосами и залитым слезами лицом выглядит ужасно. Рукав ее крутки порвался, когда она упала на платформу, и носок кроссовки отстал от подошвы. Антония казалась доброй и приятной женщиной, но сейчас Эмме больше всего хотелось, чтобы ее оставили в покое. Чтобы она пришла в себя, может быть, всплакнула немножко, если в голову придет такая блажь. Она обнаружила, что в последнее время ей все труднее разговаривать с людьми, пусть даже такими милыми и тактичными, как Антония. Которая наверняка думает о том, как можно быть настолько бестолковой, чтобы оставить ребенка одного в вагоне.
— Всего одну чашечку кофе. — Антония наблюдала за ней. — Послушайте, у меня есть идея. Я навещала подругу, а потом мы с мужем должны были встретиться в городе, но, пожалуй, я позвоню ему и попрошу приехать сюда. У него есть машина. И мы отвезем вас домой.
Эмма хотела отказаться. В самом деле хотела. Но при этом она чувствовала себя разбитой и усталой, да и мысль, что кто-то может оказаться настолько добр к ней, выбила ее из колеи. На плечи легла непонятная тяжесть, как будто на нее взвалили нелегкую ношу.
— Хорошо, — согласилась она, и на глаза у нее опять навернулись слезы. — Спасибо вам.
Пока она сморкалась и приводила себя в порядок, Антония встала со скамьи, держа Риччи на руках.
— А я пока займусь этим молодым человеком, — сказала она.
— Он вам не позволит… — начала было Эмма, но Антония уже усаживала Риччи в коляску. И он ничуть не протестовал. Голова его клонилась на грудь, глаза закрывались. Антония застегнула ремни крепления. Похоже, она прекрасно знала, как и что надо делать.
— Готово. — Она погладила Риччи по голове. — Тебе нужно отдохнуть, правда? Бедняжка!
Эмма хотела сама везти Риччи, но Антония уже взялась за ручку. Она быстро зашагала в сторону лестницы, толкая коляску перед собой, и Эмме ничего не оставалось, как поспешить за ними. Платформа была открыта с обеих сторон, над головами у них гулял холодный ветер. Под джинсами саднили разбитые коленки. Как странно не ощущать привычной тяжести в руках, не нести Риччи или сумки. Она чувствовала себя лишней. Слабой и уязвимой. Она предпочла бы взять Риччи на руки, но Антония проявила такую доброту, что было бы невежливо разбудить малыша. Пристроившись рядом, Эмма вглядывалась в лицо сына. Боже мой, боже мой…
Она помогла Антонии поднять коляску по ступенькам. У турникета женщина обернулась к ней и сказала:
— Вы ведь потеряли свой билет, верно? Кроме того, вам нужно сообщить о пропавшей сумочке дежурному. Попросите его пропустить вас.
Эмма заколебалась.
— Ступайте же. — Антония ободряюще улыбнулась ей. — И не беспокойтесь о Риччи. Мы подождем вас у входа.
Не желая терять времени, Эмма не стала рассказывать жизнерадостному, одетому в оранжевую куртку дежурному о том, что едва не лишилась сына, оставив его одного в вагоне, когда двери неожиданно закрылись. Она просто сказала, что потеряла сумочку на предыдущей станции, Степни Грин, и поинтересовалась, не сообщил ли кто-нибудь о находке. Дежурный отправился в свою комнату, чтобы позвонить по телефону, а Эмма стала смотреть в сторону турникетов, за которыми виднелся выход со станции. Снаружи уже стемнело. По-видимому, пошел дождь. По блестящим тротуарам растекались лужицы света. У самых дверей, под навесом, укрывшись от дождя, стояли несколько человек. Хотя, возможно, это просто небольшая очередь к киоску, торгующему газетами и сладостями. А через турникеты вереницей шли люди: какой-то мужчина в шерстяной шапочке, за ним женщина в хиджабе[2], державшая за руку маленькую девочку. Вот они скрылись из виду, и на полу остались лишь влажные следы их ног. Эмма снова посмотрела на выход. И замерла. Потом неуверенно шагнула к ограждению.
Куда подевалась Антония?
Но тут она снова увидела ее рядом с киоском. Антония присела на корточки рядом с Риччи, застегивая молнию на его свитере, вот почему Эмма не сразу их заметила. Она глубоко вздохнула, успокаиваясь. Лишнее свидетельство того, что она до сих пор не пришла в себя после недавнего потрясения. Риччи спал. Она жадно пожирала его глазами. Он уронил голову на грудь, отчего со стороны казалось, что у него тройной подбородок. Тонкие льняные волосики падали ему на лоб. Улыбающийся голубой слоненок на свитере поднимался и опускался в такт дыханию. Антония подняла голову, увидела, что Эмма смотрит на них, и помахала рукой.
В это время вернулся дежурный.
— Боюсь, никто не сообщил о найденной сумочке, — сказал он. — Если хотите, я дам вам телефонный номер бюро находок…
— Нет, все в порядке. — Эмме не терпелось поскорее оказаться рядом с Риччи. Она указала на ограждение. — Вы не возражаете, если пройду через него? Мой билет остался в сумочке.
Дежурный был в хорошем настроении. Он поднес руку к виску, салютуя ей, и открыл турникет. Пройдя, Эмма сразу же бросилась к Риччи. Она уже потянулась к ручке коляски, как вдруг поняла, что Антония сует ей двадцатифунтовую банкноту.
— Вы должны взять деньги, — настойчиво сказала Антония, когда Эмма запротестовала. — А вот и кафе, взгляните. — Она указала в сторону переулка, где над освещенным окном виднелась вывеска с надписью «У мистера Бапа». — Давайте зайдем туда и подождем моего супруга, — предложила Антония. — Вы можете взять нам по чашечке кофе. Купите и Риччи что-нибудь, а то я не знаю, чем его можно угостить.
— Я… ну ладно, хорошо, — сдалась Эмма.
В общем-то Антония права, Риччи скоро проголодается. Она купит ему что-нибудь поесть, а как только они окажутся за столом, разбудит его и усадит к себе на колени, так что он опять будет принадлежать ей одной.
Очень быстро выяснилось, что заведение мистера Бапа напоминает скорее забегаловку быстрого питания, чем кафе. Внутри сырой воздух улицы уступил место сильному запаху уксуса и жареной картошки. Большую часть ресторанчика занимали ряды коричневых столиков и длинные скамейки. Столики явно нуждалась в том, чтобы их протерли. В задней части располагалась длинная стойка, заставленная огромными бутылками с коричневым соусом и горчицей. Единственным посетителем, кроме них, оказался пожилой бородатый мужчина в бежевой куртке, наглухо застегнутой под самое горло. Он сидел за столиком у стены, глядя в чашку, которую сжимал обеими руками.
