– Вот он я! – радостно вопил он. – Вот он я! Вот он я!
На несколько секунд это воспоминание согрело ее. А потом исчезло, словно звезда, которую погасили навечно.
* * *
Зое удалось добраться до конца пихтового леса – до того места, где лес внезапно умирал, сменяясь обугленными стволами и пнями. Она несла куртку и перчатки Джоны, прижимая сверток к груди. Она все еще надеялась отыскать Джону или просто решила доковылять последние сотни метров до дома Берта и Бетти, чтобы там рухнуть? Она и сама не знала. Холод стер все, что в ней было. Она стала пустым местом. Превратилась в зомби, ковыляющего вперед просто потому, что не знает, что еще можно делать.
Фонарик высветил что-то: черную кочку, едва торчащую над снегом.
Зое следовало бы обрадоваться находке, но вместо этого ее затопил ужас. Что бы ни лежало здесь в снегу, оно не шевелилось.
Она не хотела подходить ближе. Не хотела знать, что это.
Она не хотела, чтобы это оказался ее брат.
На следующие пять метров ушло несколько месяцев. И даже когда Зое оставались всего считаные шаги, даже когда свет фонарика упал прямо на это, залив его тошнотворно-желтым светом, она так и не смогла разобрать, что это такое. Ее голова отказывалась понимать, отказывалась регистрировать это.
Она заставила себя подойти. Нависла над этим. Посмотрела вниз. Это было что-то темное и перекрученное. Оно казалось безжизненным и неподвижным. Зоя затаила дыхание и приказала своим глазам присмотреться.
Это оказались собаки.
Поскольку обе были черными лабрадорами, невозможно было понять, где кончается шерсть Спока и начинается шерсть Ухуры: они походили на темный половик, брошенный на снег. Зоя опустилась на колени. Они выкопали небольшую ямку, чтобы спрятаться от ветра. Сняв перчатку, она приложила ладонь сначала к одному псу, а потом к другому.
Они дышали! У нее около сердца словно затрепетали птичьи крылья.
Собаки были заторможены, оказавшись между сном и чем-то гораздо худшим. Они только через минуту заметили, что Зоя гладит им животы. Спустя какое-то время они начали шевелиться и ворочаться в своей ледяной постели. Спок фыркнул, выпустив в воздух облачко пара. Ухура повернула голову к Зое. Казалось, она ее узнала и рада ее появлению. Зоя была слишком вымотана, чтобы заплакать, иначе непременно разрыдалась бы.
Спок и Ухура еще повозились, пытаясь проснуться. Когда тела собак раздвинулись, снова превращая их в двух отдельных животных, Зоя наконец увидела то, что должна была заметить сразу же – и увиденное заставило ее горько пожалеть о том, что называла их идиотскими псинами. Они были чудесные собаки! Отважные, блестящие, роскошные собаки Монтаны!
Потом что они лежали на чем-то. Или на ком-то. Они выкопали лапами яму и затащили его внутрь: она заметила то место, где капюшон у него разорвали зубы, а потом улеглись на него. На Джону. Они улеглись на ее брата, чтобы его согревать.
2
Джона был неподвижным, словно манекен.
Зоя завернула его в куртку. Она подышала на его замерзшие пальцы, пытаясь их отогреть, хоть ей с трудом удавалось выдыхать. Зоя взяла его на руки. Она решила, что придется возвращаться за Споком и Ухурой, но они встряхнулись и выбрались из ямы, напоминая каких-то древних снежных тварей. Спок заскулил. Ему трудно было смириться с тем, что от него требуют. Ухура рыкнула на него, словно говоря: «Прекрати!»
А потом Зоя побежала. Через мертвый лес, к дому Берта и Бетти. Сначала она несла Джону на руках, а когда они устали настолько, что казалось, вот-вот отломятся, она взвалила его себе на плечо. А когда плечо начало отваливаться, она переложила его на другое. Ее так трясло, что направлять фонарик не получалось, и луч бешено прыгал перед ней. Она чудом не врезалась ни в одно из деревьев и не раскроила себе и Джоне головы. Она бежала, словно зверек. Сердце у нее стучало не только в грудной клетке, но и в ушах – громко, как будто кто-то колотил палкой по пустому ведру.
Самое смешное, что двигалась она, наверное, со скоростью сто метров в час – ковыляла по снегу, словно пьяный йети. Но Зоя все-таки приближалась к цели. Она двигалась вперед. Когда она наконец увидела между деревьями дом Берта и Бетти, то не выдержала и заплакала. Даже собаки залаяли – почти радостно. Вернее, Ухура радовалась, а вот Спок вроде как повизгивал: «Пришли наконец?»
Зоя засмеялась и прошептала Джоне:
– Господи, Спок такой слабак!
Он был в отключке и не ответил, но она чувствовала его детское дыхание у своей груди, сиплое, но достаточно ровное: вдох – выдох, вдох – выдох… и этого ответа ей хватило.
* * *
Дом Берта и Бетти был похож на большую букву «А». Он стоял примерно в семидесяти метрах от озера, на участке в пару акров, который тогда огонь пощадил, хоть пламя и металось вокруг. Небо было уже совсем черным. К тому моменту, когда Зоя добралась до крыльца с начавшим выкручиваться Джоной, буран начал стихать. Дверь была не заперта. Это должно было ее удивить (полицейские опечатали дом, а Зоина мама проверяла его каждые несколько дней), но ее мозг не в состоянии был обрабатывать информацию. Он только сигналил ей: «Укрытие, укрытие, укрытие».
Зоя приглашающе открыла дверь перед Споком и Ухурой, но они замерли на крыльце. В дом их никогда не впускали.
– Вперед, – только и хватило у нее сил сказать.
Они переглянулись и забежали в дом.
Фонарик сдох, так что Зоя в темноте на ощупь пробралась в гостиную и положила Джону на диван. Там она навалила на него пледы, подушки – даже старинное лоскутное свадебное одеяло, которое сорвала со стены. Он произнес одно лихорадочное слово («Я?»), а потом провалился в сон, словно камень, брошенный в колодец.
Зоя нашла лампу, но электричество отключили. Отопление тоже. И, наверное, воду и телефон. Ее это не смутило. В доме было намного теплее, чем в лесу: этот диван вполне мог бы сойти за шезлонг на пляже. И они дошли. Они ДОШЛИ! Теперь, когда она смогла уложить Джону, рукам стало так легко, что они чуть ли не всплывали вверх.
На полу лежал круглый вязаный половичок. Она подняла его, вытряхнула пыль и закуталась в него, словно в плащ. Он был колючий и жесткий, но ее это не смутило. В комнате стоял запах, которого тут не должно было быть – от сигарет, но она сказала себе, что и это ее не волнует. Зоя заметила засаленный спальник, валяющийся у камина, словно сброшенная змеиная шкурка. Его здесь быть не должно. А еще на полу стояло много пустых бутылок из-под спиртного, все разные – словно городской силуэт в миниатюре. Их тут тоже быть не должно. Но ей все равно, все равно, все равно.
Но вот собаки были встревожены: они принюхивались, рычали и совались во все углы.
Зоя на них шикнула.
– Тут только мы, цыплятки, – сказала она.
Эти странные слова она слышала от матери.
Мать!
Зоя полезла в карман за мобильником, но так далеко в лесу сигнала не было, так что позвонить не получалось. Оно и к лучшему. Ей бы пришлось отвечать на бесконечные вопросы, уточняющие вопросы и уточнения к уточняющим вопросам. Она слишком устала, чтобы все объяснить, а уж тем более объяснить все-все.
