– То-то и оно, что он с виду слишком прост. Это и настораживает. В этом есть какая-то загадка, которую мы – мы! – должны отгадать. Кто в наше время цифровых камер ходит с «Зенитом» и печатает фотографии сам? Ты, кстати, была у него в фотолаборатории?
– Нет, он всегда сам прибегает и все приносит.
Маринка хитро улыбалась и непрестанно многозначительно подмигивала Эллочке. Хотя, может, это у нее был нервный тик.
– Я знаю, зачем ты пришла именно на завод, – неожиданно выдала она, но не закончила свою мысль, а вдруг предложила: – Слушай, а у нас есть коньячок в шкафчике. Мой сегодня в хорошем настроении. Сбегать?
– Сбегай, – Эллочка решила ничему не удивляться, а отдаться во власть стихии.
Маринка вернулась с початой бутылкой коньяка, двумя рюмками и шоколадкой.
– У меня этими шоколадками весь стол забит: носят, носят... вот и пригодилось. А коньяком наши – в смысле начальник ОВС, ну, отдела внешнеэкономических связей, Белоножко, первый зам генерального Кауфман – с иностранцами договора обмывают. – Она ловко разлила. – За любовь! – Чокнулись, выпили, и Маринка констатировала: – Мужичка себе здесь ты хочешь подцепить.
Эллочка чуть с кресла не упала.
Новая подруга пожала плечами:
– У тебя же на лбу написано: «Хочу выйти замуж».
Эллочка в ужасе схватилась за лоб.
– Да не пугайся ты так, все в твоем возрасте хотят выйти замуж. Только не надо это так афишировать.
Эллочка взвыла.
– Основная твоя проблема, – потягивая коньячок, медленно вещала Маринка, почуяв, что ее слова падают на благодатную почву, – у тебя на лбу написано, что ты хочешь замуж. Ты же фактически говоришь это каждому встречному мужику, заглядывая к нему в глаза: «А не ты ли мой будущий муж?» А мужик – это охотник. Так, о чем это я? А, мужик – охотник. У меня племяшка есть, в садик еще ходит. Так вот она как-то сказала: «Теть Марина, а я знаю, что нужно сделать, чтобы за тобой все мальчики бегали!» У меня аж челюсть отвисла. «Что?» – спрашиваю. А она выдает: «Надо встать перед мальчиком и побежать». Беги, Эллочка, беги. И все будут твоими. Хочешь заполучить его – стань жертвой. Но достойной жертвой. Будь независимой, легкой. Флиртуй! – Маринка подлила коньяка себе и Эллочке. – Флиртуй! Но при этом делай вид, что сам по себе тебе этот кадр вовсе и не нужен. И тогда – что?
– Что? – восторженно внимала розовощекая Эллочка.
– Он начнет доказывать, что именно он-то тебе и нужен. А иначе мужик тебе на шею сядет. Вот такой пермендюр.
Иными словами, все было просто.
У Маринки – Эллочка поняла – все было просто. Простые джинсики (но в такую обтяжку... в какую надо, в общем), простой прямой взгляд, изучающий собеседника до печенок, простые истины, но сказанные особым вкрадчивым голосом, как внушение, под гипнозом, – уже не отвертишься. Но Эллочке всего этого и хотелось: коньяка, уюта, простого человеческого участия и «не отвертишься».
– Ты – феминистка? – вопрошала Эллочка в пятый раз.
– Каждый раз, когда я не позволяю вытирать об себя ноги, они говорят мне, что я – феминистка, – отвечала Маринка.
Эллочка снова купилась и даже заплакала, такая это была выстраданная правда.
Потом Эллочка шумно рассказывала Маринке про емкости для хранения пропана и котлы-утилизаторы. Восторгалась новым неожиданно открывшимся для нее миром, так не стыкующимся с привычно книжным.
– А мужиков кругом полно! – соглашалась Маринка. – Ты это зря, что «не те», очень даже те! Я вот себе такого клевого компьютерщика подцепила. Знаешь отдел компьютеризации на первом этаже пристройки? Их там пруд пруди. Уже полгода встречаемся! Слушай, а почему у тебя вечно так тихо? – Маринка с темы на тему переключалась неожиданно, не давая Эллочки времени опомниться.
– Не люблю я радио...
– К черту радио! Почему ты диски не слушаешь на компе?
– Да у меня ни дисков, ни колонок нет...
– Айн момент. – И Маринка схватила телефон, Эллочка даже пикнуть не успела. – Отдел компьютеризации? Будьте добры Данилу. Данилка?! Это я, привет, как дела? Слушай, тут бы в редакцию пару колонок, да, да, нашему новому редактору. Не знаешь? Козловцева уволили, Виноградова – редактор. Да, так вот, ей бы колонки, музычку слушать. Ага, и пару болванок, я ей что-нибудь запишу. Что она любит? Элка, ты что вообще слушаешь? – Эллочка пожала плечиками. – Данилка? Потом выясним. Так что, принесешь? О’кей, целую, пока. Вот так, Эллочка, дела делаются!
Глава четвертаяВажная встреча, которой Эллочка, впрочем, не придала особого значения
Эллочка работала на новом месте уже больше месяца. Как-то само собой котлы-утилизаторы и емкости для хранения сжиженного пропана перестали сниться ей в страшных снах, похожих на фильмы о Терминаторе. (Иногда, правда, ей снилось, что черные, с голыми торсами, рабочие литейки обмакивают ее, обнаженную, в котел с расплавленным металлом, ей страшно, но не больно, а тепло и щекотно...) Она наконец научилась отличать, какое оборудование нефтехимическое, а какое – бумагоделательное, и перестала ойкать от любых резких звуков в пролетах цехов. Как только начальник, специалист, любая шовинистски настроенная шишка мужского пола повышала на нее голос или говорила: «Нет, я занят», Эллочка тут же представляла себе его в одних трусах. А иногда даже совсем без одежды... Помогало стопроцентно. Голый Козловцев был особенно смешон: общение с ним теперь протекало ровно и без эксцессов.
Дружба с Маринкой крепла день ото дня. Правда, Маринка постоянно удивляла Эллочку, сбивала ее с толку. Точнее, сбивала ее морально-этические настройки, заставляла ее снова и снова задумываться над вопросами, которые, как Эллочке казалось, у нее давным-давно решены. Так, Марина могла прибежать к ней в отсутствие Козловцева с мобильником в руках и начать кому-то названивать:
– Привет, это я. Лучше всех. Как у тебя? Я зайду? Может быть, и до утра... Целую. Надеюсь. – И, довольная, отключалась. Глазки ее блестели. Надо сказать, Маринке постоянно кто-то звонил, куда-то звал, что-то предлагал, и только Эллочкин телефон лежал в сумочке, как мертвая, ни на что не годная пластмасса.
– С кем это ты так? – обалдевала Эллочка.
– Да есть у меня один друг. Лелик. Клевый мужик. Алкоголик, правда, зато – настоящий художник.
– А Данилка? – пыталась Эллочка собрать в голове этот пазл.
– А что Данилка? Нити у него, понимаешь, мировые, законы хреновы – а я его у кинотеатра часами жди. И вообще, друг у меня уже давно, а Данилка – без году неделя.
– Так уж и без году... А родителям ты говоришь, что у Данилки ночуешь?
– Нет, конечно, тайное ведь всегда становится явным. Я им правду говорю.
– ?!
– А я им давно сказала, что Лелик – импотент. На почве алкоголизма. Влюблен в меня до смерти, а никак.
