Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
Кипучая жажда деятельности вытолкнула Александру из семьи. Бросив в один момент и мужа, и любовника, и маленького сына, она уезжает в Швейцарию изучать экономику у европейской знаменитости – профессора-марксиста Геркнера. «Больше я к прежней жизни не вернусь. Пусть мое сердце не выдержит от горя из-за того, что я потеряю любовь Коллонтая, но у меня другие задачи…», – пишет она.
По совету профессора она отправляется в Англию изучать особенности английского рабочего движения. За границей Коллонтай знакомится со многими революционерами.
Все последующее 20-летие Александра, став известным публицистом и марксистским агитатором, посвятит попытке создать новый тип союза мужчины и женщины. Она занимается данным вопросом как теоретик: пишет огромное количество работ о назревшей необходимости изменить положение женщины в обществе и семье. И как практик: пытается строить собственные отношения по принципу «эротической дружбы», без цепей взаимных обязательств, унизительной ревности, тягостного быта.
Для нее не существовало ограничений в плане выбора партнеров. Количество, возраст, пол не имели значения. Большевик Александр Шляпников, правая рука Ленина в эмиграции, годами пользовался ее расположением, а, например, теоретик марксизма Карл Либкнехт получил только один «незабываемый день». Неизменным в связях оставалось одно – командовала в них всегда Александра. Ее любимая фраза тех лет: «Иду на разрыв». Она сама выбирала время, место и форму отношений.
Если у нее случался очередной писательский «запой», она сутки напролет проводила в своей комнате наедине с пером и бумагой, не обращая внимания на потребности партнера. Так было в Швейцарии, когда Александра писала по десять часов в сутки, разрешая заходить к себе только горничной. Та приносила излюбленную «рабочую» пищу – хлеб и сыр. И свежую клубнику – «для цвета лица».
Во время Первой русской революции в 1905 году Коллонтай инициировала создание «Общества взаимопомощи работницам». После поражения революции эмигрировала, так как против нее были выдвинуты обвинения в призыве к вооруженному восстанию. В эмиграции она активно участвовала в большевистском движении, наладила тесную связь с Лениным и выполняла его специальные поручения.
В 1917-м жизнь Коллонтай в очередной раз сменила русло. Судьба предоставила ей звездный час под знаменем революции и новый поворот в любовных отношениях.
Роман с героем революции, будущим командиром 51-й Перекопской стрелковой дивизии 33-летним Павлом Дыбенко – первая в истории советского государства мыльная опера, за которой следила вся страна. Для огромной России этот роман стал символом. Она – изысканная, образованная аристократка, порвавшая со своим прошлым образом жизни и ставшая «голосом революции». Он – крестьянский сын, бывший портовый грузчик, молодой матрос – отчаянный, искренний, темпераментный. По словам Коллонтай, «богатырь, бородач с ясными молодыми глазами». По более объективному описанию Зинаиды Гиппиус, «рослый, с цепью на груди, похожий на держателя бань, жгучий брюнет».
История их знакомства достаточно мелодраматична: Ленин послал Коллонтай убедить матросов Балтийского флота перейти на сторону большевиков. После того как Александра, вдохновленная пламенной верой в справедливость своих слов, убедила матросов, Дыбенко на руках перенес ее с корабля на катер, а затем с катера на причал.
Коллонтай никогда не позволяла любви стать выше дела ее жизни – будь то борьба за свободу рабочего класса или пропаганда всеобщего сексуального раскрепощения. В своем письме «Дорогу крылатому Эросу!» Александра Михайловна подчеркивала: «Первые ласкательные слова, какими обмениваются влюбленные, – это „я – твоя, ты – мой“. Пора этой привычке исчезнуть, это остаток буржуазного представления, что „собственность“ – это высшая ценность. Хорошему товарищу, созвучной подруге не скажешь же „мой“ или „моя“. Без этих ложных представлений исчезнут и муки ревности. Надо уметь любить тепло и не ради себя, а вместе с тем всегда помнить, что ты „ничья“, кроме своего дела. Тогда другой, любимый человек, не сможет ранить тебя. Ранить сердце может только „свой“, а не „чужой“».
Эти слова принадлежат не наивной девушке, а умудренной опытом 50-летней женщине. Ее послание было воспринято массовым сознанием как призыв к свободной любви. Между тем Коллонтай говорила в нем о «любви-товариществе». Под термином «крылатый эрос» подразумевались интимные отношения с любимым человеком, в противоположность «бескрылому эросу» – сексу с целью удовлетворения полового инстинкта.
По воспоминаниям очевидцев Коллонтай обладала магическим даром воздействия на толпу. «На трибуне она – вихрь, рубящие жесты, пафос греческой трагедии», – отмечали они. Один из корреспондентов французской газеты телеграфировал в Париж: «На узком возвышении витийствует женщина с острым, выразительным профилем и пронзительным голосом. Она мечется из стороны в сторону, безостановочно жестикулируя, яростно клеймит врагов революции, грозит неминуемой расплатой. Это свирепая Коллонтай, подруга Ленина. Истерическая атмосфера возникает везде, где бы она ни появилась». Ее уникальным талантом гипнотизировать массы заинтересовался даже Станиславский – он отправил своих актеров вместе с Коллонтай в агитационное турне по Волге, наказав им присутствовать на всех ее выступлениях и учиться овладевать вниманием зрителей.
Неистовая Александра, «валькирия революции» (так с издевкой называли ее оппозиционные газеты), с наслаждением разрушала «старый мир», а он в лице Ивана Бунина отвечал ей презрением и ненавистью: «Была когда-то похожа на ангела. С утра надевала самое простенькое платьице и скакала в рабочие трущобы – „на работу“. А воротясь домой, брала ванну, надевала голубенькую рубашечку – и шмыг с коробкой конфет в кровать к подруге: „Ну, давай, дружок, поболтаем теперь всласть!“ Судебная и психиатрическая медицина давно знает и этот (ангелоподобный) тип среди прирожденных преступниц и проституток…»
А тем временем Александра уже и думать забыла о своих былых опытах свободной любви и наслаждалась отношениями с Павлом Дыбенко. Пятидесятилетняя женщина, прошедшая огонь и воду, вдруг обнаружила прелесть нового: «Павлуша вернул мне утраченную веру в то, что есть разница между мужской похотью и любовью. В его нежной ласке нет ни одного ранящего, оскорбляющего женщину штриха. Похоть – зверь, благоговейная страсть – нежность. Есть часы долгих ласк, поцелуев без обязательного финала…» (здесь можно отметить характерное для Амазонки пренебрежение к физическому сексуальному контакту и восхищение почти платоническими отношениями).
На страницах своего дневника Коллонтай откровенничала: «Люблю в нем сочетание крепкой воли и беспощадности, заставляющее видеть в нем „жестокого, страшного Дыбенко“. Это человек, у которого преобладает не интеллект, а душа, сердце, воля, энергия. Наши встречи всегда были радостью через край… Вот эта сила чувств, умение пережить полно, сильно, мощно влекли к Павлу».
В другой записи Александра рассуждает более объективно: «Дыбенко [не «Павлуша», не «любимый»] – несомненный самородок, но нельзя этих буйных людей сразу делать наркомами, давать им такую власть. Они не могут понять, что можно и что нельзя. У них кружится голова. Это я все говорила Ленину. Свердлов не скрывает своей антипатии к такому „типу“, как Павел, и Ленин, по-моему, тоже».
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
