Шэрон слегка нетрезво улыбнулась и уточнила:
— В ночной паб или в ночной клуб?
— А что, есть разница?
— В одном едят, в другом в основном пьют, но я не знаю точно, где что, — сказала Шэрон и уточнила, — я не была ни там, ни там настолько долго, чтобы понять разницу.
В ходе их первого разговора по телефону она спросила: «Что значит неординарный? Что ты имеешь в виду под словом «благородный»?». И он ответил: «Я полагаю, что мы понимаем под этим одно и то же». На это она дико расхохоталась.
— Я думаю, люби себя, чихай на всех — вот рецепт счастья.
Ее смех почему-то заставил Паркера предположить, что она точно знает, что делает. Этот смех выдавал богатый жизненный опыт.
— Что ты делала сегодня?
— Да просто бродила, — ответила Шэрон.
У нее была маленькая грудь и тонкие ручки, глаза были очерчены зеленой подводкой. Когда она смеялась, открывались большие ровные зубы.
— Просто бродила по улицам, дома очень жарко.
— Ты одна?
Она снова рассмеялась, обнажив свои ровные белоснежные зубки.
— Сегодня я слышу этот вопрос уже в миллиардный раз…
Шэрон говорила легко и непринужденно, будто они были старые друзья. Но Паркер чувствовал, что на это есть другая причина. Она просто привыкла разговаривать с незнакомыми людьми. И она все еще говорила.
— Я зашла после обеда в кафе отдохнуть, — рассказывала Шэрон, — и вот я захожу, а у барной стойки стоит около миллиона парней. Так вот я прохожу и сажусь на свободное место, и они начинают угощать меня наперебой, 50 человек сразу! И потом они начинают кадриться ко мне. Что с этими парнями? Я бы с радостью ушла, но на улице так жарко, воздух как из доменной печи, 200 градусов по Кельвину, и они все… Все эти разговоры без конца о засухе: не поливайте газоны, не принимайте ванну. Об этом трещат по радио пятьсот раз на день… И все же я ушла, потому что эти парни меня достали.
Он хотел, чтобы она замолчала.
— Так что насчет ночного клуба? — еще раз попытался Паркер.
У Шэрон была манера маленькой девочки складывать губки бантиком и делать удивленное лицо перед тем, как начать говорить. Так она показывала, что обдумывает ответ.
— Ну… тогда мне сначала надо переодеться, — сказала она.
— Можно переодеться потом, — ответил он.
— Ты предлагаешь — пойти в одно из этих круглосуточных заведений? — Шэрон резко взглянула на него.
Паркер слегка махнул рукой, ухмыльнулся и сказал:
— Выбирай!
— Ну… — сказала она и снова скорчила гримасу маленькой девочки.
Она могла отказаться. Могла сказать что угодно. Он ни к чему ее не принуждал. Просто потому, как он слегка махнул рукой, она поняла, что ответственность полностью на ней, и за последствия — тоже. Паркер действительно возложил на нее ответственность. Согласившись на эту встречу, согласившись пойти, Шэрон признавала, что знает его.
Она уже была в компании незнакомых мужчин — это ясно. Возможно, размышлял Паркер, она знала его даже лучше, чем он сам, что налагало на нее, однако, еще большую ответственность.
Садясь в такси, Шэрон сказала:
— А знаешь, мне нравятся твои ботинки!
— Да, хорошие — дышащие! — ответил он.
Она даже не улыбнулась. Его ответ встревожил ее больше, чем если бы он сказал что-то дерзкое.
— Мои ноги абсолютно одинакового размера, — добавил Паркер. — Это большая редкость.
Когда она снова повернулась к нему и заговорила, ее лицо все еще было встревоженным.
— Я думаю, они подходят. Если парень необычный, то он должен быть благородным.
Таксист улыбнулся, а Паркер и Шэрон посмотрели друг на друга. Но этот таксист, одетый во все черное, смеялся не над их словами, а над тем, что видел на экране портативного телевизора, где шло шоу «Свидание вслепую».
2
Входя с Шэрон в какой-то полуподвальный ресторан, Паркер прошел мимо кондиционера, который издавал звуки, похожие на потрескивание масляного обогревателя, только при этом он ревел намного громче. Этот рев исходил из грязного вентилятора, который заполнял пространство зала вонючим прохладным воздухом. Казалось, что этот прохладный воздух задерживал и усиливал запах грязных ковров, специй, несвежей еды, старой штукатурки и мертвых насекомых.
Заведение называлось «Шахерезада». Посетителей в нем почти не было, но когда Паркер подколол поэтому поводу официанта, тот ответил: «Еще рано для ужина. Через час-другой зал будет битком». При чем он сказал это с явным упреком. И с акцентом. Или он просто не успел что-то прожевать?
Шэрон оглядела нарисованные на стенах мечети и минареты, коврики, висящие как картины, колеса и седла на стенах, а также колокольчики и канделябры и — почему-то — рыболовные сети с запутанными в них пробками.
— Держу пари, у них здесь отличная кухня, — сказала Шэрон.
Она шутит? Она все еще не сняла солнечные очки, поэтому Паркер не мог видеть выражения ее глаз.
— Я люблю китайскую кухню. Хлюп-чавк, чавк-хлюп.
Ее очки поблескивали, когда она смотрела на картины и прочий антураж заведения.
— Иногда меня тянет путешествовать, — мечтательно произнесла Шэрон, — поездить по Европе. В Париж. Побывать в заведениях типа этого.
— Ты хоть когда-нибудь была за пределами Чикаго?
— На Юкатане. Один раз. Но мне не хотелось бы говорить об этом.
Паркер делано безразлично пожал плечами, хотя ему было интересно узнать об этом подробнее.
— Никогда не путешествуй с алкоголиками. Это омерзительно.
Он решил, что ее серьезность во всем и есть одна из граней ее глупости.
Она говорила без умолку, но именно поэтому казалась Паркеру все скучнее, особенно когда делала многозначительные паузы в своем монологе. Она его нервировала, но ее миниатюрное тело приковало его внимание. Он знал, что Шэрон поймет его только в том случае, если он возьмет ее. Позволит ли она это — вопрос другой. Решать ей.
В этот самый момент в ресторан впорхнула женщина с черной спортивной сумкой в руках. Она запыхалась и была очень бледна. На ней была футболка и синие джинсы. Ей что-то злобно говорил араб, стоявший при входе ресторана. Все это Паркер увидел в зеркале у входа в ресторан, но, прежде чем он успел сконцентрироваться на этой женщине, она растворилась во мраке.
Подошел официант. Что-то в его манере двигаться выдавало в нем иностранца. В том, как он складывал руки, как держал голову. Своеобразный невербальный акцент. Он предложил Паркеру пухлое меню с тяжелой кисточкой, протянутой через пружину. Но Паркер сказал, что они с Шэрон не голодны, и заказал только напитки. Водку для нее и минеральную воду себе.