Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
Столик сделали в те времена, когда о ДСП и слыхом, не слыхивали. Дно ящика состояло не из одной, а из двух тонких положенных друг на друга досок. Материл был пористым и очень легким. Древесина скорей всего местная, наша тяжела и прочна, и колотить бы мне им о стены пока руки не устанут. Но теперь эти доски были сломаны, а между ними выглядывал уголок ломкой коричневой бумаги. Прикрепи его неизвестный просто ко дну, Борис нашел бы тайник в первый же день, но кто-то постарался спрятать бумажку получше, продублировав дно.
Я потянула за уголок и вытащила на свет большеватый конверт, явно сложенный вручную. Не заклеенный и неподписанный. Под непослушными пальцами бумага сломалась в трех местах, прежде чем удалось извлечь содержимое. Слава святым, это было не очередное слезливое письмо из прошлого, это была сложенная вчетверо ткань. Шелк, если не ошибаюсь.
Разворачивая тонкий платок, я ожидала увидеть все что угодно от засушенного цветка, до порции яда, но все равно оказалась не готова к действительности. Вскрикнула и уронила находку на ковер. Там под гладкой скользящей тканью скрывался живой огонь, брызнувший подвижными бликами во все стороны. Я вытерла о халат повлажневшие ладони, протянула руку, одернула, и протянула снова.
В шелковый платок было завернуто перо. Нереальное, переливающееся золотыми всполохами перо. Оно было совсем не горячее, хотя огонь танцевал по его краям словно живой. Я подняла находку, не в силах оторвать глаз от разбегающихся искр. Наверное, так себя чувствовал герой сказки державший в руках перо легендарной жар - птицы. Жаль, что они в нашей тили-мили-тряндии не водятся. Зато водится кое-кто поопаснее, например фениксы, за спинами которых разворачивались полные огня крылья. Я подняла шелковую тряпку, чтобы накрыть спрятать от глаз эту обжигающую красоту, и выронила его повторно.
Ткань не была просто оберткой, платок, не был платком. Он был холстом, не тем плотным материалом, что полюбился художникам, а тоненьким, шелковым полотном, расписанным легкими четкими штрихами. Картина, удивительная в своей нереальности. Миловидная женщина с короткими волосами обнимала за плечи двух белоголовых мальчишек. Рядом наклонив голову, стояла тоненькая девочка, с такой же, как у матери стрижкой. Сколько ей лет? Десять? Одиннадцать? Двенадцать? Вряд ли больше.
Фон был не прорисован, только эти четверо. Мать и трое детей. Нинея Седая, Кирилл, Игнат и безымянная девочка, принесенная в жертву во славу рода. Я знала это и раньше. Но одно дело знать, а другое смотреть в детально прорисованные, светлые, как у братьев глаза. Несколько минут я не могла пошевелится, потому что было еще кое-что поразившее сильнее остального.
Мальчишки, которых обнимали материнские руки, были совершенно одинаковыми. Близнецы. Одинаковые лица, одинаковые позы, глаза, черты лица. Только если внимательно присмотреться тот, что справа казался более недовольным, тогда как тот, что слева смотрел вперед прямо и равнодушно. Что это, дрогнувшая рука художника или мастерство, с помощью которого он передал единственное отличие мальчишек? Уверена равнодушие одного из них, я видела на этом пороге не далее чем пять минут назад.
Стены овального зала памяти на третьем этаже все еще были увешаны портретами. Там почти ничего не изменилось, только убрали постамент, на котором лежало жало Раады. Я смотрела чужие мертвые лица, комкая платок в руке, скользкая ткань казалось обжигала кожу, хотя перо, для надежности убранное под подушку, осталось в комнате.
Портрет Нинеи висел на прежнем месте, она все еще опиралась на туалетный столик, и будет опираться на него вечно. Трифон Седой в паре сантиметров правее, спокойный и немного презрительный. Чуть ниже девочка с наивным миловидным личиком на холсте гораздо меньших размеров.
Каково это - втыкать атам в собственную дочь? А каково матери жить после этого? Делить с убийцей постель? Стол? Замок? Мир? Не уверена, что хочу знать ответ.
Но в этой комнате - музее не хватало одного изображения. Портрета Игната. По семейной традиции изображения членов семьи появляются здесь лишь после смерти. Значит ли это, что брат Кирилла жив?
- Опять интересуешься историей? - раздался знакомый голос, я обернулась испытав сильнейшее дежавю, - Это снова я, - развел руками вестник, - Увы.
- И мне нечем вас порадовать.
- Тебя, - поправил Александр, - Ольга, давай не будем начинать все заново.
- Давай, - согласилась я, силясь отогнать видение его мертвого тела, и чувство гадливости обрушившееся на меня, когда мертвец встал.
- Я могу помочь? - он кивнул на картины.
- В этом? Вряд ли.
- А в чем могу? - его взгляд стал чуть более напряженным.
Я молчала.
- У меня приказ, - чуть помедлив, добавил мужчина, - Облегчить тебе переход настолько насколько это вообще возможно. Отвечать на любые вопросы, помогать, если понадобиться, направлять.
- В нужную Седому сторону.
- Само собой, - Александр прошел чуть вперед.
- Кем я стану? - тихо спросила я.
- Не знаю. Как хозяин решит, - он пожал плечами.
Ни слова вранья, но и ни слова утешения.
- А ты?
- Я? - он сунул руки в карманы, - Я вообще ничего не решаю. Те, кто вручают души вестнику, становятся теми, кем заслужили. Своей жизнью, своими желаниями.
- Много их было? Тех, кого ты уже....
- Полтора десятка, - без колебаний ответил вестник.
- И кем они стали? Эти пятнадцать?
- Одиннадцать, - вестник посмотрел на высокую урну с очередным ценным прахом, - С четырьмя вышла осечка. Серьезная, - он поймал мой напряженный взгляд - Двое впали в кому. Двое сошли с ума, один из них уже мертв, другой сидит в подвале и ласково улыбается отхожему месту. Если ничего не изменится, его подадут к столу в ближайший ужин.
- Святые, - я почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота, сухие слова царапали горло. - Почему так получилось? Почему одни впадают в кому, другие сходят с ума, а третьи... живут?
- Уснувшие, - он пробежался ладонью по ближайшей медной статуе, мальчик лет семи застыл навсегда с тянущейся к чему-то невидимому рукой, к босоногим ногам жался лопоухий щенок, - Были верующими. Излишне набожными, можно сказать до идиотизма. Они не смогли смириться с потерей души, для них она равнозначна самой жизни.
- Зачем ты вообще купил их?
- Зачем? - он отвернулся, - Именно поэтому и купил. Души тех, кто мнит себя праведниками - это как....
- Орден на грудь, - закончила я.
- Самонадеянный дурак, - выдохнул он.
- Почему другие сошли с ума? - после паузы спросила я.
- Хозяин сказал из-за несоответствия того, чем они хотели стать, и тем чем стали.
- Как это? - я нахмурилась.
- К примеру, человек до обморока боящийся вида крови становится лгуной или падальщиком. Такие сходят с ума. Дым говорит, я пока лишен чутья.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
