Ной с сыновьями продолжали работать вплоть до захода солнца. Работа спорилась, и сегодня помощь Бестелесного им больше не понадобилась – они знали уже сами, что и как надо было делать. Когда солнце село и стало темнеть, стали собираться домой.
– Идёмте, отец. – Сим подошёл к отцу, задумчиво стоящему около громадины строящегося Ковчега, и тронул его за рукав.
– Вы идите, я побуду здесь ещё немного, – сказал Ной.
– Хорошо, отец. Мы будем ждать Вас с ужином. – Сим кивнул братьям, и они пошли домой.
Когда стихли шаги сыновей, Ной отошёл к самому краю поляны и при свете вышедшей луны в который уже раз с изумлением всмотрелся в Ковчег. Он не мог всё ещё осознать до конца, что эта рукотворная гора есть плод его деяния. Трудно себе было даже представить, что эту громадину длиной в триста, шириной в пятьдесят и высотой в тридцать локтей построили всего за полгода четыре человека! Свой дом Ной строил почти два года. А здесь смогло бы разместиться всё селение, да и для скота место осталось бы.
Задумавшись, он не сразу ощутил лёгкое касание струящегося воздуха. Это был Бестелесный.
– Ной, – услышал он знакомый приглушённый голос. – Работы осталось немного, но времени осталось ещё меньше. ОН торопит нас и сердится за задержку.
– Но ты же видишь, мы работаем не покладая рук, изо всех сил, – воскликнул Ной. – Нам очень тяжело, ведь мы строим то, что никто и никогда не строил до нас. Я даже не могу уразуметь, как этот Ковчег нас сможет уберечь.
– Не ропщи, Ной! – прошелестел голос Бестелесного. – Не Ковчег – ОН убережёт! Ведь ОН тебя за праведника держит. Понимать должен!
Ной, закрыв глаза, склонил голову.
– Теперь слушай и внимай, – продолжал Бестелесный. – Не забудь выделить место для домашних и полевых мышей и прочих грызунов.
– Да где же я найду для них место! – всплеснул руками Ной. – Там и так уже повернуться негде, такая теснота.
– Посели их вместе со змеями, скорпионами и прочими ядовитыми тварями.
– Ты шутишь, наверное, со мной, – с надеждой в голосе спросил Ной. – Ведь твари ядовитые в мгновение ока сожрут всех мышей.
– Вспомни, Ной, что ОН сказал: «В Ковчеге все твари будут уживаться мирно. Никто никому не навредит: ни человеки – зверям, ни звери – зверям, ни звери – человекам».
– А человеки – человекам? – спросил Ной.
– Фильтруй базар, Ной, и не вводи ЕГО во гнев, – возвысил голос Бестелесный. – Неужто Авеля с Каином вспомнил, родню свою? Твоё это бремя и приплода твоего, ты его и неси. – И после недолгого молчания добавил: – Хорошенько просмоли днище и стены Ковчега, чтобы не осталось щелей. Да, и вот ещё, не забудь – отверстие в крыше должно быть маленьким, не больше чем в локоть.
– А мы не задохнёмся там без окон? Нас ведь там будет много, – кивнул Ной в сторону Ковчега.
– Уповай на НЕГО, Ной, и не бойся ничего.
С этими словами Бестелесный отлетел, а Ной, тяжело вздохнув, отправился домой. Путь его лежал через лощину, поросшую низкорослыми деревьями и кустарником. Дальше начиналась небольшая роща. Тропинка хорошо была видна в лунном свете. Наступила спасительная вечерняя прохлада. Ной шёл, задумавшись над тем, что сказал ему Бестелесный. Постройка Ковчега близилась к концу, а с окончанием строительства наступал и конец всему, что составляло жизнь Ноя и его семьи. Да если бы только его семьи! Тяжело было Ною думать об этом. А не думать он не мог. Сознание того, что он один знает то, что не дано было знать ни одному живому существу, о приближающемся конце света для всего живущего на земле, давило и отравляло само его существование, лишало покоя и удовлетворения от его в прошлом тихой и размеренной жизни. Некогда весёлый и открытый душой, Ной за эти полгода стал хмур и внутренне сосредоточен. Ведь он был простой землепашец и кормился от трудов своих, почитал родителей: отца Ламеха и мать Циллу, был предан брату своему и сестре, любил жену и в строгости растил детей своих, приучая их с раннего возраста к труду и почитанию родителей. Сыновья выросли и обрели жён своих. Пришло время и им обзаводиться домами и детьми. Ной с Милкой мечтали о внуках. Казалось, жизнь как река будет протекать в своём проторённом русле. А теперь надо было распрощаться со всей прошлой жизнью и всем, что её наполняло: домом, каждодневным трудом на земле ради хлеба насущного, друзьями, своими близкими, просто знакомыми людьми и даже родительскими могилами. А что их ждало впереди? Один только ОН знает…
Мысли Ноя оборвались. Он остановился около густого терпентинного куста. Всякий раз, проходя мимо него, Ной испытывал неописуемое душевное волнение. Именно здесь, у этого куста, тогда и произошла эта встреча, перевернувшая всю его жизнь.
Тем ранним утром Ной шёл к себе в поле. Вокруг стояла такая необычная тишина, от которой у Ноя даже заломило в ушах; ни один лист на деревьях, ни травинка на земле не шелохнулись. И только этот большой терпентинный куст, стоящий на его пути, источая густой аромат струящейся смолы, раскачивался как от порывов сильного ветра.
– Ной! – вдруг услышал он. В первый момент он даже не понял, что это обращено к нему, и продолжал идти, но потом что-то словно остановило его. Ещё ничего не понимая, он обернулся и, не увидя никого, хотел идти было дальше, как снова услышал, что кто – то сказал ему:
– Ной! Это я, Творец и Создатель, обращаюсь к тебе, подойди!
Ной остолбенел. Это было непостижимо: слышать отчётливо слова, возникающие из ниоткуда. Они, эти слова, словно рождались в его сознании. Глаза же его были прикованы к шевелящемуся кусту. Ной приблизился к нему и в страхе остановился.
– Давно призрел я тебя, Ной! Жизнь ведёшь ты праведную и непорочную. Поэтому и обрёл ты благодать пред очами моими. Слушай и внимай!
Ной замер, не неотрывая глаз от куста.
– Когда создал я человека по своему образу и подобию, отвёл я ему жизнь вечную. Но не выдержал предок твой искушения и соблазна. Возжелал он познать то, что не дано было ему знать. Тогда и лишил я его жизни вечной, одел его и праматерь твою кожею и спустил их на землю. Отвёл я им работу на земле в поте лица до скончания века их, – голос на мгновение умолк. – Не скрою от тебя, Ной, – думал я, что, познав таинство совокупления, начнут люди плодиться и размножаться во искупление греха первородного для того только, чтобы заселить землю, которую я им отвёл. Но вижу я, что напрасно борется дух мой с плотью человеческой. И борение это – бесконечно и не имеет смысла. Воскорбел я в сердце своём, ибо вижу, как велико стало развращение людей на земле. Опаскудели людишки. Сыны человеческие стали брать дочерей человеческих не только себе в жёны для продолжения рода своего. Все их мысли и помышления сердец – в похоти и разврате во всякое время. Растленна стала земля, ибо извратила всякая плоть свой путь на земле. И раскаялся я, Ной, что сотворил Человека, – голос творца возвысился до грозного звучания.
Ной похолодел от страха. Он понял, что сейчас прозучит приговор.
