В голове Любы зачем-то завертелись слова песенки: «Тили-тили, трали-вали! Это мы не проходили, это нам не задавали!» Получается, что Оле интересно только то, что задают в школе, за что можно получить оценку.
От этих рассуждений Любе сделалось совсем скучно. Наслаждаться запахом старых страниц расхотелось. «Ну ее, эту книгу! Весь день она мне испортила. Сейчас прочту быстренько то, что надо, и отчаливаю. Так… Где тут содержание?» Люба глянула в конец. Нет. В начало – тоже нет. «Что ж это такое? Книга без содержания?» – раздраженно спросила она про себя и принялась нервно листать раритет.
Потом случайно раскрыла форзац и увидела…
На двух скрещенных знаменах лежала раскрытая книга. На ее страницах были буквы: «Р» и «О», перечеркнутая горизонтальной чертой. Сверху, из-за книги, между флагами выглядывало острие штыка. Внизу же, там, где неведомый художник изобразил два древка и едва различимый приклад, лежало что-то наподобие мяча, какой-то шарик. Но нет, не эта странная картинка заставила Любу раскрыть рот от удивления и восторга! Возле мяча, синим цветом, как и весь оттиск, была выполнена надпись: «Изъ книгъ И. П. Рогожина».
Рогожин! Сколько раз эту фамилию Багрянцева произносила вслух и про себя в течение последних дней! (Даже чаще, чем фамилию Сережи, так бездарно взявшего курс на Алину и ее подруг). Именно Рогожиными должны логично зваться ее родственники, которых так хотелось бы найти здесь. И вот… А что, если эта книга того самого студента, в которого влюбилась Евлампия?
Конечно, рассчитывать на это вряд ли стоило. А если, к примеру, эта книга его брата, отца, дяди? Но как же книга оказалась здесь, в школьной библиотеке?
– Даже не знаю, – ответила библиотекарша на вопрос Любы. Видно, раньше ей не попадались столь интересующиеся персоны. – Может, подарил кто-нибудь. Или с тех, царских времен осталась: школа-то ведь старая. А кто такой Рогожин – не знаю…
На другой день по литературе спрашивали не особенно строго. Вызвали Алену.
– Бедная Лиза была девушка, – начала она рассказ. – И потом как бы влюбилась…
Люба снова вспомнила свою прабабушку. Можно сказать, похожие истории. Только хотелось верить, что у Евлампии все кончилось не так печально, как у Лизы…
Родители заинтересовались тем, что Люба обнаружила в книге. Правда, они совсем не верили в то, что это окажется тот самый Рогожин. Мама предположила, что это, вероятно, ложный след: вдруг Люба увлечется, а потом горько разочаруется? Но Багрянцева твердо решила приняться за поиски.
– …и как бы утопилась, – завершила Алена.
После урока Люба пошла в школьный музей.
Да, в 1-й елизаветинской школе имелся собственный музей. В этом, в общем-то, не было ничего необычного: в 25-й, там, где Люба обучалась раньше, музей тоже был. Он посвящался Великой Отечественной войне 1941– 1945 гг. Там хранились письма с фронта, старая солдатская форма, фотографии, муляж пушки… Экспонатов насчитывалось мало, состояние их оставляло желать лучшего… Здесь же все было гораздо интереснее. Музей 1-й школы посвящался ей самой, ее истории. Со стен смотрели фотографии гимназистов в строгой форме с фуражками; под стеклом лежали пожелтевшие журналы с оценками по закону Божию и латыни, перья, чернильницы, песочницы для посыпания непросохших чернил…
Впрочем, посетители в этом музее бывали редко. Заведующая музеем – Инга Альбертовна, дородная, не молодая, но и не старая еще женщина, с вечной улыбкой и приятными восточными чертами, – держала его почти всегда закрытым. Она давно свыклась с тем, что в музее бывают лишь гости из РОНО да иногда родители будущих первоклашек.
Люба уже в третий раз пыталась попасть в музей: первый раз – еще вчера сразу после прочтения книги, второй – сегодня утром. На ее стук никто не отзывался. «Наверно, опять пусто», – с грустью подумала она.
В этот момент за дверью послышались шаги и на пороге появилась Инга Альбертовна.
– Я… музей посмотреть, – смущенно сказала Люба.
– Посмотреть? А, ты, наверно, новенькая? Конечно же, конечно, заходи! Ох, как давно ребята тут не появлялись…
Багрянцева вошла вслед за хранительницей, обрадованной и удивленной. Она смотрела на лица старых гимназистов, их тетради, их письменные принадлежности, их костюмы и даже их – точней уж, их учителей – орудия «воспитания» в виде розог. Музей был очень здорово отделан: и стены, и пол обиты темным материалом, создающим таинственную обстановку, чтобы посетитель сразу улетел мыслями на сто лет назад. Посередине комнаты стол с несколькими стульями и скатертью под цвет интерьера. Кипа бумаг на нем намекала на то, что Инга Альбертовна только что занималась изучением каких-то документов.
…С полчаса, наверно, Люба разглядывала то, что лежало в витринах. Потом подошла к заведующей.
– Ну, как? – спросила весело хранительница, сидевшая за своим столом.
– Здорово. А можно я вам, Инга Альбертовна, вопрос задать, касающийся истории школы?
– Что ж… Отвечу, если смогу.
– Как в библиотеке оказалась книга некоего Рогожина? И кто это вообще такой был?
Инга Альбертовна крепко призадумалась.
– Ну и вопрос! Я, честно, ожидала что-нибудь попроще! А зачем тебе?
Люба кратко сказала, что это, возможно, ее родственник.
– Что ж, интересно. Знаешь, мне кажется, я встречала где-то в наших архивах такую фамилию. Давай так: приходи через неделю. Если я найду что-нибудь про него, то скажу тебе.
Глава 4Поиски себя
– Не подходит.
– Люба! Это уже пятая куртка, которую ты примеряешь! Чем она тебе не нравится?
– Не нравится – и все.
– Да вы, девушка, в зеркало на себя посмотрите! Таких курток, как у меня, здесь ни у кого нет, точно говорю. Сама позавчера партию привезла!
Багрянцева стояла посредине рыночной палатки в ярко-рыжей куртке с капюшоном и отстёгивающейся (продавщица уже седьмой раз повторяла этот факт) подкладкой. По рынку сновали люди в поисках зимней одежды, пластмассовых тазов, резиновых перчаток, дешёвых помад, китайских игрушек, кроссовок с лейблом «Адидас» и прочих нужных для земного бытия вещей. Тут же парни с криком «Посторонись!» катили тележки с разным грузом и передвижные вешалки. То у той, то у другой палатки появлялись женщины, предлагающие пирожки с картошкой.
У Любы было преплохое настроение.
– Посмотри же! – убеждала ее мама. – Ведь это замечательная куртка!
– Вот именно, – вторила торговка. – Тем более по такой цене, как у меня…
– Я не хочу, – сказала Люба.
Она сняла куртку и вместе с родителями вышла из палатки.
– Ну, может, объяснишь, в чем дело? – спросил папа. – Эдак мы ничего не купим, и тебе до декабря придется ходить в летней одежде.
«Попытаться или нет объяснить им? Эх, ладно, попробую!» – решила Люба.
