Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
Заплакал Витя. Он встал на ножки и, ухватившись крепко ручонками за край своего коробка, закричал:
– Мама! Мама!
Мария рванулась было вниз, но Андрей придавил ее, прохрипел зло: «Куда? Убьют!» – потом крикнул сыну:
– Не бойся! Мы здесь.
Басмачи в это время уже все подскакали к повороту, стреляя и гикая. А те, которые остались живыми, укрылись за камнями и беспрерывно палили. Андрей швырнул гранату, но слишком поздно: пара басмачей проскочила за поворот.
– Гранаты, Мария! Гранаты! – крикнул Андрей и, вскинув карабин, выстрелил в первого басмача. Тот грузно осел, а конь его, сделав несколько скачков, остановился у сбатованных коней и прижался к ним. Витя еще громче и испуганней закричал:
– Ма-а-ма-а!
Второй басмач выстрелил в ребенка, и крик его, тонкий, пронзительный оборвался…
– Гранаты! – заорал Андрей, и Мария вновь вернулась в реальность. Бросила одну, за ней вторую гранату – взрывы их остановили атаку басмачей. Андрей же в это время подбил лошадь под стрелявшим в Витю басмачом, а потом упокоил и его самого, пытавшегося освободить ноги из стремян.
Басмачи спешились за нижним поворотом и начали наступать справа и слева от дороги, укрываясь за камнями. Стреляли редко, но все пули впивались в валун, разбрызгивая гранитные осколки.
– Не высовывайся, Мария! Убьют сразу.
Сам Андрей стрелял тоже редко. Бил только наверняка. Басмачи приближались…
– Долго что-то нет дорожников, – спокойно, чуть-чуть удивленно проговорил Андрей, достал наган и, положив его у камня, сказал: – Если ранен буду, застрели. Потом себя. Живой не сдавайся. Замордуют.
– Вити у нас нет! Его застрелили!..
– Молчи… Поближе подползут, стреляй в них. И – гранатами.
Больше они не разговаривали. Андрей стрелял все так же расчетливо, все так же клацали вражеские пули вокруг них, обсыпая колючей каменной крошкой, и пронзительно уносились в призрачную бесконечность. Мария лежала за валуном, ждала, когда Андрей разрешит ей стрелять.
– Гранату давай. Повыше дороги, – скомандовал Андрей, и Мария, чуть-чуть привстав, бросила гранату. Андрей швырнул вторую.
– Огонь!
Осталось только три гранаты, и они берегли их на самый критический момент боя, а по басмачам, перебегавшим от камня к камню, стреляли из карабинов.
То один, то другой басмач боднет головой камень и останется лежать, но их было слишком много, и они перебегали, переползали и стреляли, стреляли, стреляли… За этой стрельбой ни Мария, ни Андрей не услышали скачущих на помощь всадников, а когда увидели передовых, Мария ткнулась лицом в ладони, а Андрей бросил одну за другой две гранаты, чтобы басмачи не встретили дорожников губительным огнем.
Басмачи еще отстреливались, отступая, а Мария, обдирая до крови ладони об острые камни, торопилась вниз. Подбежала к коням, взяла сына и засмеялась, и зарыдала от радости: Витя застонал.
Кто-то из дорожных рабочих расстелил на камнях халат, Мария положила на него Витю, быстро достала бинты из переметной сумки, встала возле сына на колени, разорвала обертку бинта и только было собиралась приложить бинт к ране, как ее отстранил пожилой мужчина в полосатом ватном халате и в тюбетейке, из-под которой выбивался льняной чуб.
– Я – врач. Позвольте.
Он приложил к ране смоченный йодом тампон и, ловко подхватив ребенка под спину, приподнял его и попросил Марию:
– Вот так подержите, пожалуйста.
Мария подставила обе руки, Витя застонал, а потом едва шевеля запекшимися губами, начал шептать:
– Мама… Мама…
Мария едва сдерживала рыдание.
Вскоре бой утих, и Андрей, возбужденный и радостный от того, что жив сын, живы и они с Марией, а от банды остался всего лишь десяток сумевших ускакать басмачей, присел на корточки рядом с сыном и сказал торжественно:
– Первое революционное крещение!
– Андрюша, поехали домой…
– Наоборот, вниз нужно. В комендатурский медпункт.
– Домой, Андрюша. Я его выхожу сама.
– Да-да, – вмешался доктор дорожной бригады. – Подумайте только: четыре тысячи метров и сразу – почти нормальное давление. Адаптация и без того очень сложная для ребенка, а тут еще потеряно много крови. Я бы не рискнул. И примите совет: прикладывайте к ране мумие. Можно, даже, пожалуй, нужно попить. Три раза в день. Растворять надо не более рисового зернышка. На несколько дней я вам дам, а там у пастухов разжиться сможете.
– Есть у нас мумие. Дедушка Ормон принес. Сказал: кровь земли, людям силу дает.
– Вот и прекрасно. Поезжайте на заставу. Мы проводим вас.
Десять дорожников и врач проводили их до самой заставы. С тех пор Мария и слушать не хотела о поездке в отпуск, хотя уже провели через Памир добрую дорогу, не гужевую и не караванную, какая здесь шла со времен Великого шелкового пути, а автомобильную. Она проходила почти совсем рядом с заставой, о басмачах же начали даже забывать…
И вот только сегодня они простились со своей горной заставой насовсем: Андрея перевели в Прибалтику, только что ставшую советской.
Машина с трудом ползла вверх, и Мария ждала, когда появится тот поворот, за которым они сбатовали коней и где басмач ранил Витю, та скала и тот валун, из-за которого они с Андреем бросали гранаты и стреляли по атакующим их врагам. Но она так и не узнала место прошлого боя, показал его Андрей. Сидел задумавшийся, вроде бы безразличный ко всему, а тут вдруг встрепенулся:
– Смотрите. Вот здесь Виктора в плечо ранили. А вон оттуда, сверху, мы и вели с мамой бой.
– А валун где, Андрюша? Дорога тоже словно иная какая-то?
– Сколько лет, Мария, прошло. Взрывали здесь все, расширяя дорогу. Теперь на ней машины свободно разъедутся. А тогда? Тропа широкая была, вот и все.
– Витя тоже пулял, да? – с недоумением и восторгом спросил Женя, поворачивая голову то на высившиеся справа скалы, то на отца. – Останови, папа. Останови!
Андрей улыбнулся и ответил спокойно:
– Где на крутизне такой остановишься? Вот на перевал поднимемся, там постоим. – И посерьезнел сразу: – У памятника строителям дороги… И – нашим спасителям.
Удивительно медленно ползла на Талдык полуторка, Марии казалось, что мотор, напрягшийся до тоскливого звона, вот-вот надорвется, и тогда останется одно – лететь в зиявшую слева пропасть. Все холодело у Марии внутри от этой мысли, она старалась смотреть на громоздившиеся справа голые скалы, но нет-нет, перекинет взгляд влево и замрет, оцепенеет. Однако поворот за поворотом оставались позади, а мотор продолжал петь свою натужную песню на самой высокой ноте, вершина же перевала приближалась. Вот наконец выехали на небольшую площадку, на краю которой, над братской могилой, высился обелиск. Машина остановилась, и шофер трижды длинно прогудел. Так было заведено: прохожий снимал шапку, всадник слезал с лошади, машины сигналили. Памирцы ценили тех, кто построил им дорогу.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
