Не подозревая подвоха, он ответил искренне:
– В Николаев, в штаб Черноморского флота.
Молодой унтер-офицер с трудом скрывал гордость, но стыдился своей несдержанности. В разговор вмешиваться без приглашения по меньшей мере не культурно. Мужчины запросто могли принять стихи за бахвальство. В подтверждение догадки тонюсенькие губы князя вытянулись в пренебрежительной улыбке. Коля покраснел и отвел взгляд на канделябр с ровно горящими свечами. Эти были свечи точно такие же, как в батюшкиной усадьбе. Толстые и без запаха. Опасливо посмотрел на Лизу, но девушка одобрительно ему улыбалась. Она таким способом посылала сигналы поддержки. В благодарность ответил таким же необыкновенным взглядом.
Мужчины переглянулись и предупредительно покинули молодых влюбленных, оставив им время для объяснений. Николай понимал важность минуты, но не находил слов. Лиза также молчала, продолжая смотреть широко открытыми глазами. Так смотрят на необычное. Ей казалось странным, как случайный человек может в одно мгновение стать желанным. Николай же похолодел от осознания посетившего сегодня вечером знамения в виде «белых дьявольских облаков». Хорошо знал: именно таким способом Бог посылает человеку подсказку и предупреждение. Лиза казалась ему таким подарком судьбы.
Николай беспричинно вспомнил слова девушки о скоропалительном замужестве Екатерины Ивановны. Восхищался ее решимости следовать за любимым человеком в дремучую тайгу. На подсознательном уровне искал подобного испытания для девушки, как потенциальной матери совместных будущих детей. Он верил в судьбу и не считал случайной встречу с Лизой. Подобное, видимо, произошло между Екатериной Ивановной и Геннадием Ивановичем в Иркутске. Встретились два желания, два человека с одинаковыми взглядами.
«Зачем такой подвиг? Почему одни женщины идут на панель, другие в Сибирь за мужьями-декабристами, осужденными в острог? Третьи наравне с мужчинами делят тяготы и нечеловеческие лишения. Ради чего на верную гибель шла восемнадцатилетняя жена лейтенанта Прончищева и немолодая супруга, с кучей детей, командора Беринга? Другие, как его мать, посвящают себя заботе о семье», – так думал Николай, уже не стремясь выгодно показать себя перед девушкой.
Адмирал с важным дипломатом в соседней комнате продолжали общение, забыв о существовании секретов. Невельской не любил закрытых дверей, ограничивающих простор, к которому он привык на Дальнем Востоке. Еще гордился своей прямотой и честностью, за что не раз незаслуженно был наказан и бит «светской молвой».
– Великий князь Константин доволен вашим участием в судьбе несчастной сиротки, – тихо говорил дипломат. Выпуская дым из чувствительных тоненьких ноздрей, продолжал: – А она хороша! Через год-другой бутон превратится в прекрасную розу! Что с характером? Ведь девушка получила дурную наследственность.
– Мне трудно судить, – поддержал разговор адмирал, – вижу ее третий раз. Пятнадцать лет, самый возраст искать жениха. Красива, приветлива, обходительна. Возможно, честна и горда, как отец.
Собеседник живо подхватил:
– И распутна, как мать! А что капитан Орлов? Он же вам обязан реабилитацией и возвращением в дворянское сословие.
– Скорее не мне, а своему тайному покровителю господину Завойко, – угрюмо парировал адмирал.
– Не обижайтесь, – примирительно, сквозь зубы, держа во рту мундштук, отвечал Горчаков, – не хотел обидеть, да и кто старое помянет, тому глаз вон! К тому же контр-адмиралу Завойко на днях предписано вернуться с Камчатки в Санкт-Петербург. Пришел конец его беспредельному царствованию над огромным краем.
Адмирал с присущей ему прямолинейностью поторопился узнать о судьбе своего недоброжелателя:
– Не командующим ли Балтийским флотом определен сей «доблестный муж»? – язвительно вопросив, глубоко затянулся табачным дымом.
– Не угадали. Определен в должности члена морского генерал-аудиториата[16]. Государь не забывает старую гвардию и ее заслуг.
– А старая гвардия, как глухарь, слышит через раз, – съязвил в ответ адмирал, с обидой на императора и завистью к бывшим сослуживцам.
– Кстати, – продолжал Горчаков, – Орлов не стремится увидеть детей?
– Нет. Он выполняет условия сделки, – сурово ответил Невельской всезнающему и всем интересующемуся дипломату-разведчику.
Между тем Лиза с Николаем в другой комнате пришли с легкостью к единому мнению. По-другому быть не могло, когда в сердцах разгорается любовь.
– Я вас буду ждать! – с отчаянием проговорила Лиза, прервав долгое молчание.
Слова прозвучали так искренне, что Николай, от неожиданности не найдя равнозначного ответа, дотронулся губами до теплых кончиков пальцев девушки. Они источали сладкий и густой запах хмельного сусла – такого, которое старушка няня процеживала через сито и давала ему первому попробовать. Это была священная память о прекрасном детстве. В ней легко нашлось место незнакомке. Не слыша себя, ответил вопросом:
– Даже если я буду ранен?
Убитым он и не представлял себя. Словно боясь получить отрицательный ответ, не выпускал ее руки. Усилий и не требовалось, Лиза также находилась в легком возбуждении и желала того же – продолжения сегодняшнего вечера. То было не простое любопытство, а зарождение любви!
Лиза на прощание подарила белый узорчатый платок, тот самый, поднятый Николаем на набережной, послуживший предлогом их знакомству. В горле появился спазм, мешавший говорить. Потому не спросил о желтой пчеле, вышитой на носовом платке. Впрочем, такая же пчела была выгравирована на свечном канделябре в прихожей дома адмирала.
«Наверное, пчела – элемент фамильного герба Невельских», – про себя решил влюбленный моряк. Насекомое казалось полезным и безобидным. Зло часто выдает себя за добро.
Дымов находился под впечатлением расставания с девушкой и при выходе из дома не придал значения письму, которое ему вручил Горчаков.
– Любезный, сей циркуляр найдите возможность передать главнокомандующему армией Михаилу Дмитриевичу Горчакову[17], – сказал, словно отдал приказание, на прощание князь Горчаков.
Оказавшись на улице, Николай засомневался в серьезности полученного задания. Закралось подозрение, что таким простым способом его хотели выпроводить из дома, разлучив с Лизой. Да и срочность доставки была сомнительной: в его положении до Крыма добираться не меньше месяца. Появилась очередная догадка о передаче личной корреспонденции. Возможно, от семьи командующего. Присмотревшись внимательно к конверту, обратил внимание на необычный рисунок на красном сургуче. То была личная печать Александра Второго[18]. Совсем недавно Гербовый департамент Сената по заданию молодого царя разработал новый государственный герб империи, отменяющий одиночество двуглавого орла. Вот сегодня впервые увидел новый символ, двуглавого орла, окруженного четырнадцатью щитами с гербами[19].
