Книга Караваль - Стафани Гарбер

1-й день Поры Произрастания,

57-й год правления Элантинов

Дражайшая Скарлетт!

Это мое последнее письмо к Вам. Скоро я взойду на корабль и отправлюсь на Покоренные острова. Ваш отец желал, чтобы дата нашего венчания стала для Вас сюрпризом, но я все же попросил его передать Вам эту записку. Ведь, хотя я и слышал о Вас так много, мы увидим друг друга впервые, и это уже само по себе будет сюрпризом (надеюсь, приятным для нас обоих).

Сейчас, когда я пишу эти строки, горничные уже готовят комнаты для Вашей младшей сестры. Полагаю, вы обе будете очень счастливы в Валенде…

Оставшаяся часть страницы была оторвана. Отец не только скрыл от дочери те слова, которыми ее жених завершил письмо, но и удалил восковую печать, чтобы девушка даже по ней не смогла догадаться, как зовут ее будущего супруга. Это была одна из тех странных, непостижимых для нормального человека игр, в которые столь любил играть губернатор Трисды.

Иногда Скарлетт казалось, будто весь остров накрыт огромным стеклянным колпаком, сквозь который ее отец смотрит на жителей, время от времени двигая или удаляя фигурки тех, кто очутился на неподходящем, на его взгляд, месте. Окружающий ее мир виделся девушке огромной шахматной доской, и предстоящая свадьба была для отца важным ходом, после которого он ожидал получить все, что желал.

Благодаря торговле ромом и спекуляциям на черном рынке, губернатор Дранья стал богаче большинства прочих островных правителей. Но поскольку Трисда относилась к Покоренным островам, ему недоставало власти, которую он так уважал и которой так жаждал. Как бы ни приумножалось принадлежащее ему состояние, высокородные губернаторы других земель государства не считали Дранью равным себе. Хотя Покоренные острова стали частью Меридианной империи более шестидесяти лет назад, ее жители по-прежнему слыли теми грубыми, невежественными крестьянами, каковыми они и являлись, когда имперское войско поработило их. Однако губернатор Дранья надеялся, что замужество Скарлетт все изменит. Лишь только его дочь войдет в аристократическое семейство, как на него самого все станут смотреть с бÓльшим почтением. И разумеется, он получит больше власти.

– Это еще ничего не доказывает, – заявила Телла, дочитав письмо.

– Это доказывает, что мой жених добр и заботлив…

– Легко казаться добрым и заботливым на бумаге. На самом же деле ни один приличный человек не согласится иметь дело с нашим отцом.

– Замолчи! – Скарлетт вырвала письмо из рук сестры.

Донателла, конечно же, ошибалась. О том, что граф истинный джентльмен, говорило все, даже мягкие аккуратные линии, выходившие из-под его пера. Если бы не искренняя забота о невесте, разве стал бы он столь часто писать Скарлетт, пытаясь развеять ее страхи? Разве пообещал бы увезти обеих сестер в Валенду – столицу государства Элантинов, подальше от деспотичного отца?

В глубине души Скарлетт опасалась, что муж не даст ей всего, о чем она мечтала; с другой стороны, хуже, чем в родном доме, уж всяко не будет. К тому же в ушах у нее до сих пор отдавалось эхом зловещее предостережение: «Если свадьба не состоится, у твоей сестры будет кровоточить не только лицо». Нет, ослушаться отца было никак нельзя. Как можно ставить под угрозу предстоящее замужество ради какой-то призрачной возможности – выиграть исполнение желания! И Скарлетт сказала:

– Если мы попытаемся самовольно уехать, отец выследит нас и отыщет хоть на краю света.

– Что ж, по крайней мере, мы хотя бы увидим этот край света, – ответила Телла. – Я уж лучше умру на чужбине, чем буду жить взаперти здесь или в доме твоего графа.

– Не говори таких вещей!

Слова «Я уж лучше умру!» слишком часто слетали с губ Донателлы, и Скарлетт боялась, что сестра действительно подумывает о самоубийстве. А еще Телла как будто забывала о том, насколько опасен большой мир. Бабушка рассказывала им обеим не только сказки о Каравале, но и ужасные истории про молодых женщин, которых некому было защитить: девушки, желавшие стать независимыми и честно трудиться, оказывались в борделях или в работных домах, где влачили жалкое существование.

– Ты слишком многого боишься! – сказала Телла, с трудом поднимаясь с пола.

– Эй, ты куда?

– Мне надоело ждать служанку. Она будет целый час хлопотать вокруг моей раны, охать и ахать, а потом заставит меня до конца дня проваляться в постели. – Подняв упавшую шаль, Донателла обмотала ее вокруг головы, чтобы скрыть изуродованную половину лица. – А у меня много дел. Завтра я уплываю с Хулианом. Нужно известить его о том, что на рассвете я приду в порт.

– Постой, Телла! Подумай хорошенько!

Скарлетт бросилась вслед за сестрой, но не успела догнать ее: та взлетела по ступеням и выскочила наружу. За стенами дома воздух был густым, точно суп. Во дворе, как всегда после полудня, было влажно и пахло морской солью. Видимо, на кухни уже доставили дневной улов. Петляя в поисках сестры под облупившимися белыми сводами галерей, вымощенных глиняной плиткой, Скарлетт неизменно чувствовала тяжелый рыбный запах.

Губернатор, казалось, все никак не мог удовлетвориться размерами своих владений. Огромное имение на краю города беспрестанно расширялось. Постоянно строились новые дома и новые дворы, прокладывались очередные тайные ходы, по которым контрабандой проносили спиртное и бог знает что еще. Дочерям хозяина разрешалось заглядывать далеко не во все двери родного дома. Если бы сейчас губернатор увидел, как они носятся по имению, он бы тотчас приказал хорошенько всыпать им по пяткам. Но израненные подошвы ног – ничто по сравнению с той карой, которая ждала бы обеих девушек, узнай отец о готовящемся побеге Донателлы.

Скарлетт несколько раз теряла сестру из виду, когда та ныряла в коридоры, где еще не рассеялся утренний туман. В какой-то момент она уже почти отчаялась найти Теллу, но вдруг увидела голубой лоскуток платья на лестнице, ведущей к самой высокой точке поместья – церковной башне из белого камня, блестевшего сейчас на солнце. Желая слыть набожным человеком, губернатор Дранья построил церковь так, чтобы она была видна из любой части города. Однако, не испытывая ни малейшей потребности исповедоваться в своих грехах, он захаживал сюда крайне редко. Именно поэтому храм стал излюбленным убежищем его дочерей и использовался ими для отправки и получения тайной корреспонденции. Ускорив шаг, Скарлетт нагнала сестру на последних ступеньках перед резной деревянной дверью церкви.

– Стой! Если ты напишешь тому моряку, я все расскажу отцу!

Девушка в голубом платье остановилась, а когда она повернула покрытую платком голову и луч солнца, прорезав туман, упал на ее лицо, застыла сама Скарлетт: это оказалась молодая послушница, со спины очень похожая на Донателлу. Чертовка, надо отдать ей должное, ловко умела скрываться от погони. Чувствуя, как по шее стекают капли пота, Скарлетт представила себе, что Телла сейчас, наверное, проникла на какую-нибудь из кухонь поместья, где ворует еду для предстоящего путешествия.