Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
Начиналось бы все по-дружески, вполне заурядно. Вот вы рассказываете мне, какой вчера смотрели фильм или на каком были концерте. «А Том умеет слушать! – думаете вы. – Ему интересно узнать, что «Чокнутый профессор-2» не особо смешной фильм – отпилить палец ржавой ножовкой и то веселее!» Или, познакомившись ближе, вы рассказываете мне что-нибудь о коллеге, на которую запали. Темп повествования задан, близится долгожданная кульминация – невыносимо занудному сослуживцу надо успеть на поезд, и вы с будущей, если повезет, подружкой остаетесь в пабе наедине… и тут вы с досадой замечаете, как мой взгляд скользит в другую сторону, и я бросаюсь в кусты через дорогу. «Что это он творит?» – думаете вы. Все станет ясно, когда спустя полминуты я вернусь.
– Ну разве он не классный? – скажу я вам, поднимая на руки моего нового друга. – Так и хочется обнять, да?
– Э-э, да, – ответите вы. – Он… очень милый. А его хозяева не будут против?
– Мы ведь просто знакомимся, правда, котик? Пра-а-вда? Заберу-ка я тебя домой. О, нравится, когда я здесь чешу? Твое любимое местечко, за загривком?
Вы уже посматриваете на часы, в окне соседнего дома вдруг дергается занавеска.
– А как насчет подбородочка, м-м? Приятно? Ух, урчишь, как настоящий мужчина! Будь ты мафиози, тебя звали бы Крестный Кот, да? Прости, мой милый мяукающий друг, Тому пора в паб, но он обязательно вернется повидать тебя. Да, еще как вернется! Уж не сомневайся, ведь ты лучший кот во всем мире. Лучший кот, да!
Я до сих пор не могу пройти по улице, не познакомившись по пути с каждой кошкой. Однако когда мне было лет так двадцать пять, эти знакомства были… безумнее, чем обычно. Друзья тогда нашли для этого процесса более подходящее название – «поиск невесты».
– А ты и правда любишь кошек.
Что тут скажешь? Сделав неверный выбор в пользу жизни, лишенной кошек, довольствуешься пушистой любовью как придется, даже второпях.
Прошло два года с тех пор, как умер Монти, и я вроде бы даже смирился. Пусть не с тем, что его смерть была неизбежна или предрешена, – я хотя бы признал, что, окажись я снова перед выбором и не знай я ничего о его последствиях, все равно не забрал бы Монти к себе в новый дом. Однако моя уверенность в том, что легкий взмах «крыла бабочки» с моей стороны – прогулки подольше, лишний кусочек курицы – спас бы Монти от кончины в холодной сырой траве, никуда не подевалась. Признав свое позорное дезертирство, я поклялся обойтись без кошек – и строго соблюдал эту клятву, пока через несколько месяцев не переехал в Лондон, где поселился в квартире без общего садика.
Переехать южнее меня вынудила новая работа: я стал рок-критиком в «Гардиан». Хотя жизнь в захолустье, пожалуй, не назовешь лучшей школой для музыкального обозревателя, в молодые годы у меня было и время, и место для того, чтобы быстро научиться новому делу и заполнить культурные пробелы, возникшие в юношестве из-за того, что грезил я только о будущем профессионального игрока в гольф.
Может, атмосфера окраин деревушки Окволд на севере Ноттингема, где рядом с нашим домом погиб Монти, и не была идеальной для двадцатилетнего меломана, но именно там я превратился из парня, дважды бросившего учебу и перебивающегося пособием по безработице – если не подворачивался заработок на заводе или в супермаркете, – в музыкального критика, который пишет для общенациональной газеты. Именно из того дома я отправлял письма музыкантам в Денвер, штат Колорадо, и Атенс, штат Джорджия, именно там я составлял и редактировал дешевый фэнзин, благодаря которому мне предложили готовить материалы для журнала «NME», «Нью мюзикл экспресс».
Красноречивые редакторы – в основном наркоманы и выпускники частных школ, – которые наняли меня писать об американских арт-рокерах и стареющих неформалах шестидесятых и семидесятых, понятия не имели, что пишу я, глядя на коров в поле, а от моего дома километров пять до автобусной остановки и много-много больше – до ближайшего клуба. О том, что я завалил четыре выпускных экзамена в школе и проучился в университете всего три месяца, они тоже не подозревали. Я этого не скрывал, просто в мире музыкальной журналистики рассказывать о своем образовании было не круто, чересчур буржуазно, а ровесников вовсе не волновали события, происходившие за пределами центрального Лондона, если только речь не шла о Манчестере, Ливерпуле или Глазго. В общем, обсуждение последнего сингла рок-группы «Rocket From The Crypt» точно не стоило прерывать автобиографическим рассказом.
Как-то я зашел c парой коллег из «NME» в паб рядом с редакцией журнала, и кто-то поинтересовался, где каждый из нас впервые услышал классический альбом «Forever Changes» группы «Love». Один мучительно правдоподобный ответ («дома у подружки-гота, которая делала мне минет») следовал за другим («укуриваясь на рассвете у берегов Темзы»). Я все больше сомневался, стоит ли мне говорить «у себя в комнате, вытирая кровь землеройки и пытаясь заразиться чумой от клопов из подушки», когда, к счастью, тему сменили, и до меня очередь не дошла.
Я не стеснялся быть «деревенщиной», в каком-то смысле мне даже нравилось отличаться этим от остальных, но я все равно понял, что пришло время окунуться в гущу событий.
Я с неистовством бросился в омут лондонской жизни – разве что не забрался на Биг-Бен, чтобы станцевать танец гусеницы. Так продолжалось больше года. Как и многие другие музыкальные журналисты, я глушил пиво и каждую неделю посещал четыре-пять концертов. В отличие от других музыкальных журналистов, после концерта я обычно шел в ночной клуб и танцевал до упаду под старые хиты фанка и диско, а потом, если оставался часок-другой, в еще один клуб, где все снова повторялось. Не самый подходящий образ жизни для того, кто хочет завести животное, но мне нравилось. Однако мне было понятно, что это не просто перерыв между двумя кошками. Почему после смерти Монти я не побежал жаловаться в Королевское общество защиты животных или Лигу защиты кошек? Наверное, хотел сдержать свою клятву, но скорее всего просто остерегался действий впадающих в крайности защитников кошек. Мне всегда нравились кошки: их самодовольная походка, как бы говорящая «отвали!»; изящные лапы, хвосты и мордочки; прирожденная раздражительность – та еще умора, а малая толика проявленной ими любви – все равно что с трудом заработанная победа. Теперь же мое многолетнее стремление снискать кошачью благосклонность смешалось с чувством вины: если все кошки не могут быть моими, лучше не заводить ни одной.
Ну, не то чтобы «ни одной». Одна кошка у меня все же была. Или вроде того.
Дейзи вообще мне не предназначалась, мы считали ее маминой кошкой, хотя называть ее «чьей-то» было бы неправильно. Этот жалкий нервозный комочек черепахового окраса появился у нас на кухне под столом в 1991 году – у подруги моей кузины Фэй недавно окотилась кошка. Ситуация была неожиданной, но мы с радостью приняли Дейзи в семью; ее же чувства по поводу новой домашней обстановки оказались противоречивыми. Когда Монти загнал бедняжку под диван, Дейзи засомневалась еще больше.
Людские прозвища обычно объяснить легко; кошачьи клички часто более отвлеченные и не настолько понятные. Почему я порой называл Монти «Понсом», Щеголем? Трудно сказать. Однажды мама по понятным лишь ей причинам (понятным ли?) решила назвать его Понсонби[6]. Я сократил имя – пожалуй, для аристократичности. Что касается Дейзи, появление ее второй клички – Слинк, Крадущаяся, – не такая уж загадка. Не скажу, что Монти обижал ее: да, он гонял Дейзи, будто мяч для регби, но клоки шерсти по дому не летали. Монти просто напоминал ей, что в его безупречном кошачьем расписании нет времени для скромной и дерганой сводной сестрички, тем более слегка отсталой – ну кто еще шипит, когда хорошо, и мурчит, когда страшно? С каждой новой атакой Дейзи, чья походка поначалу смахивала на поступь таксы, пригибалась все ниже, и в какой-то момент стало ясно, что окликая ее первоначальным именем, мы обманываем и Дейзи, и самих себя.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
