Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
— И ничего не поделаешь… — покосившись на сестру, глухо сказал Илья. — Поначалу-то, помнишь, мы все ждали — вдруг пройдет. Старые цыгане говорили — случается такое иногда. И по колдуньям ее таскали, и свечи в церкви ставили, и что только Настька не делала… В Ростове однажды попа откуда-то приволокла, целую ночь кадил над Дашкой… А все без толку. Только недавно Настька угомонилась. Чего жилы рвать, раз уж судьба? Эх, знать бы мне тогда… Шагу бы из Смоленска не сделал! Так бы все лето на печи и пролежал!
— Брось. Ты-то чем виноват? Бог это сделал, а не ты.
— Ну, только богу и дела… — невесело усмехнулся Илья. — Не потащили бы мы с тобой Настьку в табор — авось ничего бы и не было.
— Ну-у, знаешь… Если бы да кабы… Всего не угадаешь. — Варька покосилась на Дашку. — Э, да ты зеваешь, девочка. Давай я спать тебя провожу. Ночь-полночь, а вы только вернулись, устали. Пойдем-ка, расскажи мне, какие вы теперь романсы в хоре поете?
Дашка поднялась. Вдвоем с Варькой они отправились в соседнюю комнату. Тут же ушел и Гришка. Илья, оставшись один, молча смотрел в стол, гонял пальцем по столешнице свою щепку. Из-за занавески, за которой спала Настя, доносилось ровное дыхание. За окном продолжала верещать вьюга, поднимая у забора белые снежные столбы. За печью скреблась полуночница-мышь.
Варька вскоре вернулась.
— Устала девочка. Только голову на подушку приклонила — сейчас заснула. А знаешь, все-таки русская кровь в ней сильно видна. Маленькая была — так не очень это проявлялось, а сейчас заметно стало.
— А говорила, на меня похожа.
— Конечно. Но на ту твою гаджи[5] больше. Чудно — глаз черный, волос вьется, кожа смуглая, а все равно… И чем старше — тем виднее.
— И когда ты мне кончишь глаза колоть? Настька и та не вспоминает.
— Ну, Настька… Настька — жена, ей молчать положено. Столько лет с тобой мучается, с кобелем.
— С того раза и не было ничего.
— Да ты мне-то хоть не ври! То я не помню, как ты позапрошлой весной на две недели пропал. А потом — еще. Забыл, где я тебя тогда отыскала?
— Варька, отвяжись, добром прошу, — проворчал Илья. — Что я тебе — щенок сопливый? Как дам вот сейчас!..
— Скажите, напугал! — усмехнулась Варька и тихо вздохнула. — То-то и оно, что не щенок. Мог бы уж и угомониться. Дети взрослые.
Илья буркнул что-то невразумительное и отвернулся. Варька без улыбки смотрела на него. Помолчав, спросила:
— А кто этот Пашенной, что ты так вскидываешься?
— Купец первой гильдии, миллионщик. Почти весь город ему должен.
— Ну так что ж ты?..
— А, думаешь, он жениться собирается? Жена у него есть да детей трое уже. А Дашку — так, для забавы хочет. Я уж сто раз ему по-доброму говорил: отстаньте, мол, от девки, ваше степенство, на что она вам, слепая-то… А он рогом уперся: желаю Дашку, и все! Просто проходу нет от него! Каждую ночь в кабаке сидит, глаз с нее не сводит. Наши уже поговаривают: прячь девку, морэ[6], украдет… Он может, у него такие молодцы в приказных — чертям страшно.
— Надо уезжать, — решительно сказала Варька. — Всем уезжать, всей семье.
— А куда среди зимы-то? — кисло поинтересовался Илья. — В кочевье? На санях по снежку?..
— Зачем в кочевье? Езжай в Москву.
— Ага… Яков Васильич там меня ждет не дождется. А Настьку он вообще проклясть обещал — забыла?
— Обещать обещал, да не проклял же. И портрет ее как висел в зале, так и висит уж сколько лет. Яков Васильич снимать не позволяет. Время прошло, Илья. Забылось все давно. Да и Настьку бы ты пожалел. Скучает она.
— Это она тебе сказала? — удивленно поднял голову Илья.
— Нет. Но я же не слепая. Ты посмотри, подумай. Я тебе указывать не могу, но, по-моему, так всем лучше будет. Я в Москве с Марьей Васильевной говорила. Она считает, что можно вам приехать. Ничего не будет. К старости люди сердцем отходят, а у Якова Васильича других кровных внуков, кроме твоей оравы, нету. Подумай, Илья. И извини, я спать пойду. Третий час уже, устала как собака. Завтра поговорим.
Варька ушла. Илья некоторое время еще сидел за столом, глядя на то, как сочится каплями свечной огарок. Затем встал и дунул на огонек.
За занавеской — темно, тихо. Настя, казалось, спала, но стоило Илье скрипнуть половицей, как послышался шепот:
— Илья, ты?
— А ты кого ждешь? — буркнул он. — Подвинься. Думал — спишь давно.
— Я и сплю. — Она помолчала. — Илья, послушай… Весна на носу!..
— И что?
— Мы же все равно уедем, верно?
— Ну…
— Дашку ведь надо поскорей от Пашенного убирать, правда?
— Угу.
— Может быть… в Москву, к нашим? А?
Илья молчал, думая о том, что Варька, как всегда, оказалась права. Да-а… Хорош, нечего сказать. Старый дурак. Считал, что Настька про родню давно и думать забыла.
— Ну и что нам там делать? — все-таки заспорил он. — Мне заново торговлю открывать? Там своих кофарей полно, на Конной втиснуться некуда. Лето пропадет, табор потом не догоним… А ты куда в Москве денешься?
— А здесь куда?
Он не нашелся что ответить. Помолчав, неохотно сказал:
— Весной поглядим. Если только Пашенной до того времени не удумает ничего. Может, прочь из города Дашку отправить пока? От греха-то подальше… У нас родня в Рославле, можно бы…
Внезапно с подушки рядом донеслись странные сдавленные звуки. Испугавшись, Илья тронул Настю за руку.
— Чего ты? О, бог мой, дура… Я думал — плачешь, а ты хохочешь! Чего заливаешься-то, глупая, чего?!
— Илья… — Давясь от смеха, Настя уткнулась в его плечо. — А что, здорово сегодня Дашка Пашенного хватила?
— Тьфу, безголовая… Тут не смеяться, а плакать надо, — пробурчал Илья, чувствуя, что и его против воли тоже разбирает смех. — Это все твоя наука.
— Ничего подобного! — Настя перестала смеяться. — Знаешь… Если бы ей этот Пашенной по сердцу пришелся, я бы ее отпустила.
С минуту Илья ошарашенно молчал. А затем взвился:
— Одурела?! Что она, потаскуха?! Мою дочь к гаджу в подстилки… Белены ты объелась или пьяная?!
— А ты не кричи. Ты подумай, как она жить будет. Замуж ее из цыган никто не возьмет. Кому нужна слепая? Просидит в вековушах, а ведь хороша, таланна… Может, если бы влюбилась в этого купца, так хоть год-другой с ним в счастье прожила. Все не пустоцвет…
Илья озадаченно молчал.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
