Мойра видела, что мать вот-вот расплачется. Но графиня только смиренно кивнула и сложила салфетку.
— В таком случае необходимо подготовить твой отъезд. Завтра я с самого утра поговорю об этом с Рэнкином. Дети, оставьте нас, пожалуйста, я хочу поговорить с вашим отцом наедине.
Юэн и Мойра нехотя поднялись из-за стола. Мойра не скрывала катившихся по щекам слез.
— Я пойду к нему позднее и упрошу остаться, — пробормотала она себе под нос, пока они шли в гостиную.
— Думаю, он принял окончательное решение. Ты ведь знаешь отца: если он что надумал, его не переубедить, — сказал Юэн.
Позже, тем же вечером, Мойра все-таки пошла к отцу и стала умолять, чтобы он не уезжал.
— Пожалуйста, отец. Если ты хочешь вложить деньги — верфи Глазго гораздо ближе, чем Америка. Прошу тебя, подумай еще.
— Знай свое место, дочь, — вспылил граф, — а это значит, не нужно сомневаться в моих решениях. В Священном Писании сказано: «Почитай отца твоего и матерь твою», — и ты поступишь именно так. Я ясно выразился?
— Да, отец, — ответила Мойра, пристыженно отступая.
Настал следующий день.
Юэн и Мойра радовались, что Ларри уезжает, но он забирал с собой их отца, и это было поистине горьким событием.
— Я делаю все ради Лендока и Стрэткэрронов, — напомнил им граф, забираясь в экипаж, который должен был доставить их с Ларри в Глазго. Оттуда им предстояло плыть на пароходе в Ливерпуль, а затем пересечь Атлантический океан.
— Ну же, поцелуйте отца и пожелайте ему bon voyage[6].
С замиранием сердца Юэн и Мойра подошли к коляске, чтобы попрощаться. Мойра крепко обняла отца за шею, стараясь не расплакаться.
Графиня почти лишилась дара речи: ведь с самого венчания она не разлучалась с мужем ни на одну ночь.
— Прощай, дорогой! — крикнула она, махая рукой, когда возница щелкнул кнутом высоко над головами лошадей. — Прощай, и с Богом!
Глядя, как экипаж уносится прочь от замка, все трое тихо плакали.
— Ваш отец делает это ради нашего общего блага, — сказала графиня, крепко прижимая к себе детей, — он скоро вернется, и Лендок возродится.
— Очень надеюсь, что ты права, мама, — мрачно ответил Юэн, — наша судьба теперь в его руках.
Глава вторая
Однако шли месяцы и надежды семьи Стрэткэрронов быстро таяли.
Граф, который не любил браться за перо, писал редко. А когда все-таки писал, то без всяких затей сообщал, что находится в добром здравии и Америка кажется ему весьма интересной страной.
— Ах, это мне ни о чем не говорит, — раздраженно простонала графиня, бросая на стол последнее письмо графа.
— Что пишет отец? — живо поинтересовалась Мойра.
— Посмотри сама, дорогая. Как обычно, «со мной все хорошо, жизнь в Нью-Йорке представляется мне очень насыщенной».
— Может быть, он не хочет понапрасну обнадеживать нас.
— Или ему нечего сказать. Это уже слишком! Ваш отец уехал почти пять месяцев назад, и по-прежнему никаких новостей о его вложениях, из-за которых он, собственно, нас покинул.
В гостиную вошел Юэн. Он выглядел изможденным, и ему явно требовалась горячая ванна.
— Новости от папы? — устало спросил он.
— Едва ли, — отозвалась Мойра, присаживаясь на потертый бархатный диван. — Пара банальностей, не больше.
— Как дела на ферме Макки? — прервала ее графиня. Она видела по лицу Юэна, что тот не спал всю ночь.
— Мы потеряли еще трех телят, — ответил он устало, присаживаясь на деревянный стул.
— Я уверена, ты делаешь все возможное, — успокаивающе пробормотала графиня. — Если бы твой отец был здесь, он не смог бы сделать большего.
— Он не пишет, когда вернется?
— Боюсь, что он сам не знает, дорогой. Но он не может оставаться в Америке надолго. Скоро Рождество, и я не представляю, чтобы ему захотелось провести его вдали от семьи.
— Но у меня есть и хорошие новости, мама, — перебил графиню Юэн, — мы восстановили значительную часть урожая со свекольного поля. Две недели назад горел его край, и, когда тушили, смыли много почвы. Но теперь, если продержится ясная погода и все высохнет, нам будет чем кормить животных зимой.
— Что ж, нужно радоваться и малому, — сказала графиня, возводя глаза к небу.
— А теперь, мама, Мойра, с вашего позволения, я приму ванну и посплю немного, перед тем как снова выйти в поле.
Юэн поднялся, широко зевая, и поплелся к лестнице.
Мать и сестра смотрели ему вслед.
— Какой он замечательный парень, — прошептала графиня. — Твой отец гордился бы им. С тех пор, как он уехал, на плечи Юэна легло так много…
Мойра видела, что она вот-вот заплачет, но та быстро отвернулась.
— Оставь меня, дочка, я должна составить меню для кухарки.
Мойра тихонько закрыла за собой дверь гостиной и пошла на кухню. Кухарка пекла черный хлеб — семья уже несколько месяцев отказывала себе в белом.
— Доброе утро. Что у нас сегодня на обед?
Женщина вздохнула и показала на стол, где лежала брюква.
— Нипс и таттис[7], миледи.
Мойра скривилась. Времена и впрямь тяжелые.
Скромный рацион, которого сейчас была вынуждена придерживаться семья, опротивел девушке. Однако она надеялась, что, если отец вернется из Америки с успехом, на столе вновь появится мясо.
Мойра выскользнула через кухонную дверь в сад.
Она не забыла Стюарта Уэстона — обаятельного незнакомца, которого встретила здесь.
Мойра даже мельком видела его еще раз в конце сентября, когда тот приезжал к Юэну в замок. Девушка вспоминала каждую драгоценную минуту, которую Стюарт провел в Лендоке, вновь и вновь мысленно переживала каждое мгновение. Как он кланялся и улыбался ей, а его волосы непослушно падали на воротник; как мастерски он держался в седле…
Растерев пальцами несколько листочков мяты, Мойра вдохнула аромат и с тоской подумала: «Жаль, что мне не хватило смелости пригласить его на чай. Тут не было бы ничего предосудительного, ведь он приятель Юэна».
Однако она не посмела тогда заговорить и лишь с грустью глядела вслед молодым людям, которые скакали верхом на лошадях вдоль берега, весело смеясь.
Мойра умоляла Юэна взять ее с собой.
— Что? Женщина на борту кеча[8]? Немыслимо, — расхохотался тот.
