Сейчас отец и дочь рука об руку стояли на верхней палубе галеры и с нетерпением ждали момента, когда можно будет попрощаться с капитаном македонского судна. На этом корабле они приплыли с острова Негропонте, когда-то принадлежавшего Венеции, сюда, к берегу Эгейского моря у дельты реки По, где воды были неглубокими и почти пресными.
– Тут ваше плаванье подходит к концу, – говорил капитан. – Вам известен венецианский закон. Евреям не дозволяется входить в порт на корабле.
Ицхак почтительно поклонился.
– Благодарю вас, вы и так сделали для нас больше, чем я ожидал.
– Мы склоняем головы перед вашей славой, – ответил капитан, но вид его не внушал доверия.
Ицхак прекрасно знал, что капитан лжет. Мужчина обвел взглядом собравшихся на палубе матросов. Каждый из этих моряков только и ждал того момента, когда Ицхак и Юдифь сойдут с корабля.
Капитан дал отмашку, и двое матросов спустили на воду шлюпку. Деревянные блоки со снастями заскрипели, в воздухе запахло горелым маслом.
– Ниже, ниже, – командовал боцман, стоя у поручней и следя за тем, чтобы шлюпка с четырьмя гребцами и одним рулевым надежно спустилась на воду.
– Мои люди доставят вас до берега по этой протоке, – говорил капитан, показывая на поросшее камышом побережье. – Вы окажетесь прямо возле города Адрия, одного из древнейших здешних поселений. У стен города есть таверна, где вы сможете переночевать. А затем отправляйтесь на северо-восток. Там Венеция.
– Моя дочь и я всегда будем вам благодарны, – торжественно произнес Ицхак Калоним.
Затем он перевел взгляд с капитана на три огромных сундука, стоявших рядом с капитанской каютой. Сундуки были оплетены толстыми цепями и увешены замками.
– Мы доставим ваши вещи в дом Ашера Мешуллама на площади Сан-Поло, как вы и просили, – заверил его капитан. – Не волнуйтесь.
– Я целиком и полностью вам доверяю, – ответил Ицхак, не переставая глядеть на сундуки, точно не мог расстаться с ними.
Еврей посмотрел на моряков. На их лицах читалась жадность. Суетливые движения выдавали нетерпеливость капитана.
– Я вам доверяю… – повторил Ицхак, но это прозвучало скорее как вопрос, чем как утверждение. Вопрос или просьба, мольба о милосердии.
Капитан попытался улыбнуться, но его губы сами растянулись в нервозную ухмылку.
– Пора… Иначе ночь застанет вас в пути. А мир полон дурных людей.
– Да, – кивнул Ицхак, смиренно опуская голову.
Он подвел дочь к веревочной лестнице, спущенной в шлюпку.
– Пойдем, дитя.
И в этот момент один из матросов, совсем уже старик, бросился Ицхаку под ноги.
– Коснитесь амулета, господин, чтобы я исцелился от болезни, – взмолился он.
Капитан с силой пнул старика под зад.
– Проклятый дурак, – раздраженно прорычал он.
Затем он повернулся к Ицхаку, пытаясь замять инцидент.
– Вам пора…
– Прошу, капитан. Это не займет много времени, – улыбнулся Ицхак.
Склонившись к старику, он увидел кровоточащие десны и ранки на шее.
– Ты все еще веришь в амулет Калонима? – несколько озадаченно спросил мошенник.
– Ну конечно, господин, – ответил старик.
– Ну хорошо, – вздохнул Ицхак, с тоской вспоминая старые добрые деньки, когда каждый моряк в Италии верил в амулет Калонима и готов был заплатить три серебряных монеты за право носить этот мешочек на шее.
– Коснитесь амулета, милостивый господин, – повторил старик.
Моряки принялись нетерпеливо подталкивать друг друга, но никто ничего не сказал.
Ицхак Калоним ди Негропонте протянул руку к амулету, который много лет назад сделал его богачом. Из-за железной пластины мешочек казался тяжелым, но на самом деле это был всего лишь кожаный кошель с полевыми травами, росшими за его домом. Эти травы всего за пару монет зашивала в кошель одна старушка. Та добрая женщина уже умерла.
Закрыв глаза, Ицхак пробормотал:
– Во имя святой, чье имя утеряно в веках, силою крови моей, той самой, что текла в жилах моего предка-чудотворца, врачевателя Калонима, я возвращаю сему амулету его целебную силу.
Закрыв глаза, Ицхак отпустил амулет и положил обе ладони на голову моряка.
– Прими мою браха[2], – торжественно произнес он. – Теперь ты благословлен и спасен.
Ицхак повернулся к дочери, и по его лицу скользнула улыбка – немного смущенная и в то же время заговорщицкая, ведь Юдифь знала его тайну.
Надев заплечную сумку – девушка сама сшила ее из пестрого персидского килима, – Юдифь до колен приподняла юбку, чем привлекла внимание всей команды к своим стройным ножкам, спустилась вниз по веревочной лестнице, болтавшейся на боковой стороне галеры, и ловко спрыгнула в шлюпку. Ее отец еще раз попрощался с капитаном и последовал за ней.
– Приготовились… И раз! И два! – крикнул рулевой, и гребцы одновременно спустили весла в воду.
Вначале шлюпка плыла медленно, скрипели уключины, но вскоре она понеслась по морю навстречу мерным водам реки.
Юдифь оглянулась на галеру и увидела, как капитан и команда набросились на набитые ценными вещами сундуки. Она взволнованно повернулась к отцу.
– Я знаю, малыш. Саранча налетела на свою добычу, – тихо прошептал Ицхак, чтобы его не слышали гребцы.
– Но как же наши вещи? – обеспокоенно спросила она.
Отец осторожно коснулся ладонями ее лица и повернул ее голову так, чтобы девочка смотрела в сторону реки, а затем обнял ее.
– Гляди вперед, – сказал он.
Юдифь не сразу поняла его. Она чувствовала, как от ярости у нее сдавило грудь, и отчаянно мотнула головой, точно пытаясь воспротивиться несправедливости.
– Они же воры, отец! – горячо зашептала она.
– Да, милая, – спокойно ответил Ицхак.
Юдифь попыталась высвободиться из объятий своего отца.
– Как ты можешь мириться с этим? – прошипела она.
Ицхак силой удержал ее.
– Прекрати! – осадил он дочь.
– Но папа…
– Прекрати, говорю тебе!
Он заглянул Юдифь в глаза. Они были черны, словно ночь.
Девочка опять попыталась вырваться, но отец держал ее так сильно, что ей было больно.
Тем временем шлюпка зашла в устье реки По, скользнув по волне в том месте, где в соленые воды впадали пресные.
Впереди раскинулась величественная река, манящая и таинственная, как будущее.
Берега реки, заболоченные, поросшие камышом, были неровными – выбраться здесь из воды было трудно. Когда лодка подплыла поближе к суше, мимо пролетела птица с длинной тонкой шеей. В устье стояла плоская лодка с несколькими худыми рыбаками. За лодкой тянулись сети. За зарослями камыша едва виднелась рыбацкая лачуга, грубо сколоченная из бревен и крытая камышом и соломой.