Отец засмеялся.
— Имоджин, ты смущаешь парня. От пары синяков еще никто не умирал. — И чтобы не обидеть ее мягким укором, он обнял жену. — Я уверен, что у Шанса в городе были неотложные дела. Я прав?
— Да, — кивнул Матиас, испытывая благодарность к отцу за помощь. — Ничего важного, но у меня появилась возможность обследовать помещения и нанять прислугу.
— Очень мило, но в этом не было нужды… еще месяц назад твой отец написал адвокату и сообщил о нашем приезде, — объяснила герцогиня.
— Прости меня, но я имел в виду другой дом. — Он взглянул на отца. — Чтобы не снимать номера, я решил открыть старый дом твоей матери. — В комнате возникло едва уловимое напряжение, от которого у Матиаса сразу же зачесалась шея. — В прошлом году ты предлагал мне поселиться там, отец. Неужели передумал?
Герцог Блекберн покачал головой. Шагнул вперед, ловко оттесняя сына к двери, уводя подальше от герцогини.
— Нет, конечно, не передумал. Дом твой, ты волен распоряжаться им, как пожелаешь.
Матиас бросил настороженный взгляд на молчащую маму.
— Меня там ждут Сент-Лион с Торном. Давайте обсудим дела за ужином?
— Мы можем о поместье и завтра поговорить, — легко согласился герцог. — Тебе, наверное, пора к друзьям.
Отец не оставлял ему ни малейшего шанса. Дверь закрылась у него прямо перед носом — он даже не сумел попрощаться с матерью. Матиас глубоко вздохнул, медленно выдохнул. С самой сложной частью визита было покончено. Улыбнувшись, Матиас отправился искать приятелей.
А тем временем оставшийся в библиотеке герцог Блекберн отвернулся от двери и вновь подошел к жене.
— Сильно сердишься? — негромко поинтересовался он.
От впрямую заданного вопроса рассеянный взгляд Имоджин прояснился, она вздернула вверх подбородок.
— А с чего бы мне сердиться?
— Из-за того, что я предложил Матиасу распоряжаться домом, не посоветовавшись с тобой. Я бы раньше тебе рассказал… — Остаток извинений он проглотил, когда жена резко подняла вверх руку, призывая герцога молчать.
Она отвернулась, обхватила себя за талию, чтобы успокоиться, — этот жест задел герцога за живое.
— Мне следовало давно сжечь этот дом дотла.
Заслышав отчаяние в голосе мужа, Имоджин взглянула на него. Герцогиня села на диван. Скрестив руки на груди, она пальцами поглаживала предплечья.
— Ты двадцать четыре года назад уже мне это предлагал. Если помнишь, я тебе ответила отказом.
Тристан подошел к дивану, опустился перед женой на колени.
— Ты обиделась.
Она покачала головой, но глаза наполнились непрошеными
слезами.
— Это просто дом. Всего лишь дом.
Обезоруженный герцог не знал, кого Имоджин пытается убедить.
— Я могу забрать свое предложение назад. Могу сказать ему, что уже сдал дом.
На лице герцогини появилась кривая улыбка.
— Ты очень редко сдаешь этот дом. Кроме того, он уже его осмотрел. Матиас сразу поймет, что ты его обманываешь, и станет задавать вопросы.
— У парня будут иные заботы, если он решится ослушаться, — мрачно пообещал он. Герцог злился на самого себя. Несмотря на все ее заверения, ему следовало понимать: сама мысль о том, что кто-то из их детей поселится в этом злосчастном особняке, наверняка ее расстроит. — Прости меня.
Он зарылся лицом в ее юбки и вздохнул, находя успокоение в ее запахе. Тристан от прикосновения жены закрыл глаза.
— Мне не за что тебя прощать, любимый. Мы уже обсуждали это много лет назад, когда стало очевидно, что Матиас стремится к независимости. Он все меньше времени проводит с нами, поэтому я понимаю… — Она задрожала.
Тристан поднял голову с ее колен, обхватил ладони.
— Это всего лишь дом. Неужели если мы оставим его пустовать годами, то сможем изменить прошлое?
В душе герцога бурлила застарелая ненависть.
— Нет. И тем не менее… никогда не поздно сжечь этот дом дотла.
С губ герцогини слетел то ли негромкий смех, то ли всхлип.
— Я тебе верю. Но мои чувства неизменны. Тот особняк перешел тебе по наследству от матери, и теперь ты отдаешь его нашему сыну. Кроме того, сжигать недвижимость только потому, что меня напугало сообщение Матиаса — слишком дорогое удовольствие.
Тристан обхватил ладонями лицо жены.
— Ты не просто испугалась, дорогая.
Имоджин не стала отрицать очевидное.
— Мы не можем, как в детстве, следить за каждым его шагом. Я боюсь, что… кто-то… сможет ему рассказать.
— Имоджин, это было двадцать четыре года назад. Нет причин ворошить прошлое.
Тристан усадил жену себе на колени, она не сопротивлялась, когда он усаживался поудобнее. Имоджин прижалась к мужу теснее, зарывшись лицом ему в шею. Оба молчали, но герцог мысленно возвращался к тому дому, который унаследовал от матери. Старый особняк был роскошным подарком из времен его бурной молодости и источником болезненных воспоминаний. Двадцать четыре года назад ему захотелось стереть с лица земли это проклятое место. Однажды вечером, в приступе пьяного гнева, он поджег старую спальню своей матери, и все восточное крыло пострадало от огня. Имоджин не спросила тогда, что им двигало. Именно по ее настоянию крыло восстановили. До сего дня его жена никогда не возвращалась в тот дом. Да и Тристан тоже избегал посещать особняк.
Наверное, у него помутился рассудок, когда он предложил Матиасу использовать особняк по собственному усмотрению.
Тристан еще крепче обнял жену. Он очень хотел, чтобы Имоджин поступила с этим особняком, как ей заблагорассудится, но если ее настолько расстраивает сложившаяся ситуация — он намерен ее исправить. Матиас может пожить в другом месте.
Мысли герцога привычно омрачились, когда в памяти всплыло еще одно имя. Ему показалось, что повеяло затхлостью из комнаты, которая годами была заперта на замок. Этот человек был виновен в бедах Имоджин больше, чем сам особняк. И из-за воспоминаний Тристан злился сильнее, чем хотел показать жене: ведь это было напоминанием о том, что один раз он уже подставил ее под удар. Больше никогда. Только не ее. Только не свою семью. Если этот человек посмеет только приблизиться к Матиасу или кому-то из членов семьи — ублюдку не сносить головы.
Глава 3
Леди Темпест Элизабет Брант казалось, что день сегодня прекрасна как никогда. На небе ни облачка, воздух ароматен и свеж, благодаря легкому ветерку жара совсем не чувствуется. Стоя с альбомом для эскизов под мышкой, девушка оглядывала окрестности. Ее брат Оливер принес для нее стул и мольберт, чтобы она могла продолжать работать над пейзажем, эскизы которого набросала еще вчера. Однако она усидела за работой только час. Девушка решила прогуляться, чтобы размять затекшие ноги.
