Почему-то Кармазину ужасно не хотелось говорить, что, мол, да, надолго, и как бы даже не навсегда.
– А сами вы как думаете? Пойдет у вас работа или нет?
– Это не от меня зависит.
– А от кого?
– От музы, – улыбнулся Кармазин. – Посетит меня эта капризная дамочка или уметётся к кому-нибудь помоложе и посимпатичнее.
– У нас здесь тихо, – сказал Вергилин. – По ночам можно гулять с девушкой, и никто не пристанет с преступными намерениями. Кстати, у нас есть собственное издательство. Это на тот случай, если вы испытываете затруднения с публикациями.
– Бывает, – уклончиво промолвил Кармазин.
– Позвольте узнать, – сказал Вергилин, – отчего вы избрали именно наш город для своего… как бы удачнее выразиться… гм… творческого уединения?
«Ничего я не выбирал, – уныло подумал Кармазин. – Где открылся вид на жительство, туда я и переместился. Разумеется, я предпочел бы теплые края или город-миллионник. Или, еще лучше, остался бы там, где и жил. Но не сложилось ровным счетом ничего. То есть абсолютно…» Вместо этого он принялся по давней своей привычке громоздить историю из пустоты и на ровном месте:
– Можно считать, случайно. Видите ли, я всегда полагал, что название «Мухосранск» – это некий эвфемизм, метафора, символ. Что в реальности такого города не существует. Знаете, как любят говорить наши политики: «В каком-нибудь там Урюпинске-Задрюпинске или Мухосранске…» Эдак, с пренебрежением. Дескать, на краю света, в самой глухомани, где лаптем щи хлебают да на головешку молятся… Надеюсь, я вас не обидел?
– Что вы, – возразил Вергилин. – Я же всю жизнь здесь живу.
– Ну так вот: однажды, совершенно случайно, я купил себе носки не того размера. Стал изучать надписи на ярлыке, чтобы оценить всю степень собственного заблуждения, и к удивлению своему прочел: Мухосранский камвольно-суконный комбинат.
– Верно, у нас есть чулочно-носочное производство, – подтвердил Вергилин. – Если хотите, познакомлю вас с директором. Денис Феспесьевич Змиев, депутат Городской думы.
– Да нет, это излишне… Вначале я не поверил, а потом подумал: и в самом деле, что же тут странного? Есть вполне реальный город Урюпинск, отчего бы не быть Мухосранску? И вот я здесь. Исключительно благодаря любопытству. Хотя… Скажите, а неужели здесь никогда не пытались изменить название города?
– Никогда, – промолвил Вергилин. – Во всяком случае, мне такие проекты неизвестны. Мухосранск – весьма старинный город, упоминаемый в древнейших хрониках. Не скажу, что его история богата событиями… надеюсь, вы найдете время и посетите наш краеведческий музей. Но изменять традициям в угоду сиюминутной моде или политической конъюнктуре не в наших правилах. Это ведь в больших городах, где жизнь бурлит ключом, все делается под воздействием порыва. Трах-бах, посрывали таблички, переписали вывески, перечертили карты…
– Это уж так, – усмехнулся Кармазин.
– А вот мы никуда не торопимся. Любимая поговорка мухосранцев – «Утро вечера мудренее». Или, в местном варианте, «Доживем до осени». Люди здесь основательные, неспешные.
– Да разве ж это люди? – отозвался пьяный из-под скамейки. – Мухосране, мать их…
Этимовирус
– Сто-о-ой! – орал зеленомордый тип в красном, с отливами, балахоне и суматошно махал руками. Он выскочил невесть откуда прямо под выстрел. – Не сме-е-еть!
Хренов убрал палец с курка и опустил ствол.
– Ты что, мужик? – спросил он в сердцах. – Спятил? В кожу тебя и в рожу… Я ведь, можно сказать, пулю на вылете удержал.
– Успел, – всхлипнул зеленорылый и обессиленно припал к молодой сосенке. – Уберег…
Мощный крутозадый самец уходил. С хрустом ломил через заросли, походя сшибал просторными рогами низкие ветки. Полтонны пельменей и окороков.
– Эх ты, козел, – промолвил Хренов, адресуясь не то к упущенной добыче, не то к нежданной помехе, и полез за папиросой, чтобы успокоиться. – Егерь, что ли? Так у меня все железно, и билет, и взносы на год вперед, и лицензию могу показать, я же не щелкопер какой.
– Вы не щелкопер, – выдохнул зеленорожий. – Вы преступник.
– Ну ты дал под штангу! – изумился Хренов. – Следи за речью-то немного… – Он пригляделся. – Что-то не припомню тебя. Здесь же Анисимов егерит, мы с ним о прошлый четверг… Да и фреска у тебя как-то не соответствует. Неужто зубочистку употребляешь?
– Зубочистку?!
– Ну, зубную пасту. Вовнутрь. Она же, зараза, какого только цвета не бывает.
– Ах, зеленая пигментация… Это мое горе, – чудик вздохнул. – Это и мое спасение. Потому-то я здесь. А не в резервации, как многие несчастные, – его лицо снова мелко задергалось.
– Закуривай, – сказал Хренов, протягивая портсигар. Зеленый с отвращением повел плечами. – Давай-давай… Ты, честное слово, нынче заново на свет народился. Я же с закрытыми глазами пулю в пулю сажу. Как гусар! И откуда ты на мою голову навязался?
– Я из будущего, – просто сказал зеленый. – Ваш, некоторым образом, потомок…
– Это чей же ты будешь? – усомнился Хренов. – Машкин, с птицефабрики? Или Дарьи Анемподистовны, завпроизводством?
– Не так. Не конкретно ваш потомок, а вообще потомок. Я прибыл из двадцать шестого века, чтобы прекратить преступную бойню и спасти человечество. Нас не так много осталось, способных на какие-то активные действия.
– Это что же… – Хренов посуровел. – Неужто война? Я тут, понимаешь, в фонд мира плачу, в митингах и политинформациях всегда в первом ряду, а вы такое допустили?!
– Нет, не война. Пандемия.
Хренов поморщился. Он не любил иностранных слов, особенно непонятных.
– Тебя как звать? – спросил он.
– Зеленин, – ответил незнакомец и горестно покачал головой. – Сергей Сергеевич Зеленин. Мне повезло.
– Давай, Сергеич, присядем, – сказал Хренов. – Потолкуем. Вроде горе у тебя какое?
– Пандемия – это когда болеют все люди на планете, – печально объяснил Зеленин. – Мутировавший вирус гриппа.
– Санэпидемслужба, стало быть, проштрафилась, – строго отметил Хренов.
– Вирус проникает сквозь любые барьеры, рушит любую биоблокаду, не поддается вакцинам. И разит без промаха, без пощады. Остались единицы, вроде меня. Но совсем недавно, – голос пришельца возвысился, – удалось найти средство. Профессор Безруков, несмотря на тяжкое увечье, добился поразительного эффекта!
– А ты нервничал, – с укоризной заметил Хренов. – Наука, сынок, не подведет! Где ж его нашли, это средство?
– В лосиных рогах.
– Ну и славно, – сказал Хренов. – Не макаки какие-нибудь импортные. Животное доступное, неприхотливое. Размножается в условиях сурового климата, где ни попадя. Что лосям рога понапрасну сбрасывать? Пройдешься, бывало, по лесу, то тут, то там торчат… Куда ж мне их, на стену? Так никаких стен не хватит, а потом – и живопись должна свое место иметь, культура все ж таки, Шагал там, Модильяни, Лизунов… А вы их в дело? Правильно, одобряю. Или еще лучше – лосеферма.
