Из комнаты доносились лишь хриплые вопли певца, который жаловался на несовершенство мира.
— Не упрямься, Келл, — твердо проговорила Джулия. — Открой мне. Я хочу поговорить.
Она попробовала повернуть дверную ручку и не удивилась, обнаружив, что дверь заперта.
— Келли… — Голос Джулии стал мягче. — Я знаю, ты сердишься из-за того, что я не позволила тебе пойти в кино, но, милая, нам с тобой надо объясниться.
Общение — великая вещь, думала Джулия. Когда-то отец лишил ее этой роскоши, поэтому она всегда мечтала о том, чтобы между ней и Келли не вставала стена непонимания.
— Пожалуйста, Келл, — попросила она. — Открой мне.
Из комнаты слышны были только завывания гитары да грохот барабанов.
Упрямство Келли начинало действовать Джулии на нервы.
— Только не думай, — сказала она, — что я поверю, будто ты спишь. Я тебя знаю. Ты же ни за что не пропустишь песню «Почтальон». — Она снова постучала. — Келли, солнышко, отопри.
Скрестив на груди руки, Джулия прислонилась к двери. Келли упряма, но она по крайней мере не хитрит. Ладно, Джулия тоже умеет быть упрямой. Она сняла с гвоздика ключ и вставила его в крошечное отверстие в дверной ручке.
— Я захожу, — предупредила она, поворачивая ключ.
Дверь открылась. Лунный свет лился в комнату сквозь легкие полупрозрачные шторы, и Джулия заметила лежащую на кровати Келли. Однако не успела она протянуть руку к кровати, как шторы заколыхались от теплого летнего ветерка.
— Келли, — привычно пожурила Джулия. — Ты что же, забыла, что нельзя открывать окно при включенном кондиционере? — Чувствуя, как ее охватывает раздражение, Джулия подошла к окну. — А что, юная леди, если я предложу вам оплатить следующий счет за электричество? — поинтересовалась она, собираясь закрыть окно.
Что-то тут не так, подумала Джулия. Рука ее должна была коснуться москитной сетки, но этого почему-то не произошло.
— Послушай, Келл!
Джулия замолчала, увидев, что сетка снята с окна и аккуратно сложена на подоконнике. Она быстро раздвинула шторы и выглянула на улицу.
Лестница! Раздвижная лестница приставлена к стене дома! Сердце Джулии чуть не выпрыгнуло из груди, когда она подбежала к кровати и откинула одеяло.
Три подушки были старательно уложены на кровать, а сверху накрыты одеялом. Келли сбежала! Сбежала из дома после того, как Джулия запретила ей пойти в кино.
Музыка смолкла, однако спустя мгновение взвыла снова. Судя по всему, Келли запрограммировала проигрыватель на бесконечный повтор компакт-диска. Но Джулия будто и не слышала ничего: все ее существо охватила тревога за Келли.
Джулия с ужасом подумала о том, что ее отношения с дочерью никогда уже не будут прежними.
Джулия просидела в темноте более часа. Деревянный стул с прямой спинкой был невероятно жестким, однако она была рада, что неудобная поза мешает ей забыться тревожной дремотой. Она представляла себе, как Келли в полном одиночестве бродит по пустынным улицам города.
Однако все говорило о том, что дочь намеревалась вернуться, причем сегодня же. Джулия была на работе, так что Келли незачем было выбираться через окно. Скорее всего, она вышла через дверь, заранее прислонив лестницу к стене дома и заперев дверь своей комнаты. Ничего, сегодня кое-кто узнает, что даже самые хитроумные и тщательно продуманные планы иногда терпят фиаско.
Больше всего Джулию потрясло то, что Келли обманула ее. Мало того, побег был осуществлен тайком. Именно поэтому Джулии было сейчас так горько.
С улицы послышался тихий шорох. Край лестницы заерзал по подоконнику, и Джулия с трудом удержалась, чтобы не вскочить со стула.
В проеме окна медленно возникла темная фигурка. Джулия не отрываясь смотрела, как Келли перебросила ногу через подоконник.
— Ой! — прошептала Келли и, теряя равновесие, свободной рукой попыталась ухватиться за что-нибудь. Пальцы ее запутались в шторе, и она неуклюже скатилась в комнату с приглушенным «Ах ты черт!». Келли тихонько заскулила от боли, и Джулия догадалась, что при падении она, вероятно, ободрала себе локти и колени.
Ничего страшного, подумала Джулия. За свой проступок дочь заслуживает и не такого наказания.
Келли встала, встряхнулась и присела на кровать.
Джулия включила настольную лампу.
— Мама! — Келли побледнела. — Ты уже дома?!
Несколько секунд Джулия молчала, а затем спросила:
— Значит, ты слышала, что я говорила по телефону?
— Ясное дело, слышала. — Голос Келли дрожал, как натянутая струна. — Ты сказала, что вернешься в десять.
— Я сказала, что вернусь до десяти, — поправила ее Джулия.
Келли упорно глядела в угол комнаты.
— Посмотри на меня, Келли, — сказала Джулия. Когда наконец темные глаза дочери обратились к ней, она поинтересовалась: — Где ты была?
— Ну, в общем… — девочка наклонила голову, лихорадочно переводя взгляд с комода на пол, а затем на картины на стенах. — Я знаю, ты запретила мне выходить из дома, но, понимаешь… У Шейлы неприятности, и я… — И вдруг с вызовом взглянула на мать. — А ты-то сама где была?
Джулии казалось, что от гнева сердце вот-вот разорвется, и она инстинктивно скрестила руки на груди.
— Вот что, юная леди. Вопросы тут задаю я.
— Но, мама…
— Молчи! — Джулия чувствовала, что внутри у нее все дрожит. — Ведь я строго-настрого запретила тебе уходить из дома. Я хочу знать, где ты была.
В комнате повисла напряженная тишина. Келли нервно сглотнула.
— Я же сказала, — пробурчала она. — Я ходила к Шейле.
Эта ложь поразила Джулию. Если Келли действительно ходила навестить свою ближайшую подругу, зачем тогда прислонять к стене лестницу, зачем укладывать под одеяло подушки, запирать дверь и включать музыку? Она в упор посмотрела на дочь.
— Шейле надо было выговориться, — зачастила Келли. — Понимаешь, она сегодня разругалась со своим мальчиком, и… В общем, ей хотелось поговорить со мной.
Джулия молчала, и Келли продолжала вдохновенно врать.
— Дело в том, что… — Девочка округлила глаза. — Я говорила с Шейлой после твоего звонка. Она все плакала, говорила, не знает, что делать. Вот я и решила, что ты не будешь против, если я забегу к ней… — Келли поморгала. — Мы немного поболтали, и она, похоже, успокоилась.
Было ясно, что дочь говорит неправду. Что же делать, напряженно размышляла Джулия.
Память словно озарила фотовспышка, и Джулия перенеслась в прошлое, снова и снова переживая горечь и унижение от несправедливых обвинений. «Ты только подливаешь масла в огонь и навлекаешь проклятие на свою душу», — услышала она голос отца, и его покрасневшее, искаженное гневом лицо возникло перед глазами.
