Движимая нахлынувшим вдруг состраданием, я поднялась с места. Не зная, куда себя деть, как удержаться от порыва броситься к нему, прошлась по комнате. Зачем-то внимательно рассмотрела стройный ряд фужеров за сервантным стеклом. Провела пальцем по панели, незаметно для Вадима погладив его нечеткое отражение на полированной поверхности.
— Не знаю, почему, но мне так хорошо с вами… бывает же такое в жизни — увидишь один раз человека и вдруг понимаешь, что все эти годы ты искал не там и не тех…
Не оборачиваясь, я почувствовала, что он стоит рядом. Он был крепкий, как стена, большой и теплый, как печка. Сильные руки обхватили меня сзади, до боли стиснули плечи. Плача, я прижалась щекой к этим рукам…
* * *
Спустя год после нашего знакомства я поняла, что роман с женатым человеком, в который я окунулась с головой, спасаясь от преследующего меня воющего пса одиночества, превратился в мою болезнь. Ослепляющую, опустошающую, выматывающую душу. И подрывающую здоровье — как и все болезни!
Вадим был женат, и, несмотря на «километры», разделяющие его и Нину, он ничего не собирался менять в своей жизни. Ради детей — в начале февраля у него родился сын Степка, — ради жены, которая «все равно не заслуживала предательства», ради знакомых и родственников, которым слишком многое пришлось бы объяснять, прими он решение остаться со мной навсегда… К его чести, этого факта — «я не могу ничего изменить, Оленька, и, честно говоря, не хочу», — который ставил крест на дальнейшей перспективе наших отношений, мою любимый никогда не пытался скрыть. Сначала мне казалось — я привыкну. Научусь жить с мыслью, что он уходит от меня туда, в семью. Потом, когда после его ухода я шла в ванную и, не в силах стоять на ногах, опускалась на холодный кафельный пол, рыдая от тоски и бессильно царапая плитку руками, пыталась унять дрожь внутри себя, — я поняла, что не привыкну к этому никогда!
— Ну, котеночек, до среды! — говорил он, стоя на пороге в шапке и пальто, целуя меня в лоб и напоследок еще раз проводя ладонью по моей спине. От этой мягкой щекочущей ласки я плыла, я переставала чувствовать собственный позвоночник, но Вадим отворачивался и сбегал вниз по лестнице. А я, захлопнув дверь, некоторое время стояла, прижавшись к ней щекой, и снова, снова шла в ванную и садилась на пол, пытаясь унять дрожь, которая не унималась…
«Ну, котеночек, до среды!» — как легко он это говорил, как просто и естественно у него получалось обозначить день и час нашей следующей встречи! А я смотрела на календарь — и простые ряды цифр превращались для меня в единственную связь с внешним миром, как для заключенного в одиночной камере.
Среда — я его увижу.
Пятница — он не придет.
Понедельник — он будет моим целых полдня!
Суббота-воскресенье — я буду снова умирать, потому что выходные принадлежали его жене Нине и детям…
— Олька! Да ты дура! Посмотри только, до чего ты себя довела — худющая, просто цапля! Да еще с кругами под глазами. Плюнь ты на этого подлеца — ишь ты, хорошо устроился! Он же просто жилы из тебя тянет, Олька! — говорила мне Светка.
И в очередной раз разражалась длинной и совершенно бессмысленной для меня лекцией о том, что связь с женатым мужчиной хороша только тогда, когда ты не вкладываешь в нее своего сердца.
— Олька, ты пойми — женам изменяют от 76 до 89% российских мужиков, — прибегала Светка к спасительной статистике, всегда ее выручавшей. — Психологи говорят, что только 60% из этих кобелей в итоге разрывают отношения с любовницей и возвращаются в семью, 20% — не способны сделать выбор между женой и любовницей и лишь 17% — слышишь, Олька, семнадцать! — уходят от жены к подруге. Ну и чего ради ты так себя унижаешь? На что ты надеешься?!
— Ну правда, Олюнь, брось ты его, — уговаривала меня и Мариша, сочувственно заглядывая в лицо больными от сочувствия ко мне глазами. — Может, еще и встретишь ты для себя человека хорошего, ой, что я говорю, то есть, конечно же, обязательно встретишь! Не зацикливайся ты так на своем Вадиме. Ну хочешь, я тебя с одним человеком познакомлю? Он, правда, выпивает немного, но, может, все не так страшно. Хороший человек, они с Костей в одном цехе работают… Не хочешь? Нет? Родная моя, ну чем же помочь тебе, я прямо не знаю… Может, тебе в газетах какие объявления о знакомстве посмотреть? Спишитесь, будете встречаться, никто об этом и знать не будет…
Я только качала головой. Я давно перестала им что-либо про себя объяснять. Я знала — они меня не поймут. Я и сама себя не понимала. У меня просто не было для этого времени — разобраться в себе. Я была очень занята: я думала о Вадиме.
Я думала о нем, только о нем. Я видела его в зеркале вместо своего отражения. Я ложилась спать и утыкалась лицом в его подушку и старалась лечь так, чтобы точно уместиться в изгибы и вмятины на постели, оставленные его телом. Я вдыхала его аромат, молясь про себя, чтобы этот запах не покидал меня — хотя бы до среды… или до пятницы?
Наступала среда — и он приходил. Он приходил — и я чувствовала, как часы на его руке отрубают по кусочку от времени, оставшегося до его ухода. Тиканье этого проклятого механизма казалось мне грохотом, от которого готовы были лопаться барабанные перепонки!
— Ну, а теперь мне пора, котеночек. До пятницы!
Каждый час, каждая минута наших свиданий были отравлены ожиданием того, что он вот-вот начнет смотреть на часы. Еще находясь в опьянении от вспышки страсти, которая разрывала сознание на несколько сверкающих брызг и переплетала наши тела, еще млея в его объятиях, я чувствовала, как он, прижимая мою голову к своей груди, незаметно поворачивает руку с часами к глазам — и готова была кричать от отчаянья, выжигающего душу! И клялась, я миллион раз клялась себе, что наберусь сил и скажу ему, что так жить больше нельзя, что я не могу… И, к моему стыду, у меня никогда не хватало сил сделать это. Я тянула — ну вот день, еще два, ну хорошо, — неделя… и мы расстанемся. Я даже представляла себе, как это будет. Я скажу ему это в очередную среду и скажу сразу, еще когда он будет стоять вот здесь, в коридоре, еще до того, как он переступит порог моей спальни…
— Будем мужественными, — скажу я ему, — признаемся, что мы только мучаем друг друга. Расстанемся сразу… — Но ничего не получалось.
Я не могла изгнать его из своих мыслей, чувств, самой жизни. Он был всюду. Самое ужасное, что через год после начала нашей связи я превратилась в рабу телефона. Маленький аппарат с мерцающим в темноте экраном стал моим маячком, единственной связью с призрачным счастьем… Я стала настоящей наркоманкой — я «подсела» на телефон, на переливчатую мелодию его звонка, тонкое дребезжание смс, на томительное, изо дня в день, мучительное ожидание звонка, которого могло и не быть — ведь Нина могла взять аппарат в руки и спросить, кому это он звонит так часто…
Но если он звонил! Если звонил! Тогда любая глупая фраза, какое-нибудь дурашливое «Привет, мартышка!» — вовсе не казалась мне глупой. Напротив, она была наполнена смыслом — ведь эту фразу говорил любимый голос! — нежности — ведь говорили ее мне! — и надежды, потому что следом могли последовать слова о том, что сегодня мы увидимся…
