Бушмин по-прежнему не дергался – наблюдал за нохами. Но пока не понял, что нужно здесь этим людям. К тому же, как и все остальные, он втайне надеялся, что они вскорости уберутся, освободив для группы проход по дну котловины.
Но вскоре кое-что стало проясняться.
Как минимум двое из этой публики, судя по говору и другим отличительным признакам, были арабами. А один, тот, что с отсутствующим видом перекуривал у капота «КамАЗа», одетый в стандартного образца армейский камуфляж, был, похоже, славянином. На голове у него красовалась черная вязаная шапочка; когда же он снял ее, чтобы утереть пот со лба, обнаружилось, что волосы у него цветом отличались от щетины и были светло-русыми.
По другую сторону грунтовой дороги, по каменистому ложу, протекала речушка. Собственно, даже не речушка, а ручей. Его можно было перейти, ступая по валунам, даже не замочив ног. Именно к ручью подались две личности, смахивающие на афганских моджахедов. А вслед за ними, как бы нехотя, тронулись трое нохчей, включая щенка, который явно пытался «откосить», за что был награжден легкой затрещиной.
Они разулись, обмыли ноги в ледяной воде. Затем вытерли руки о бушлаты и дружно опустились коленями на импровизированный коврик – в качестве такового служила полоса брезента.
Один же из группы правоверных возился с переносным магнитофоном. Наконец ему удалось вставить должным образом кассету и нажать нужную кнопку. Поставив включенный магнитофон на капот, он поторопился присоединиться к остальным, уже начавшим усердно отбивать поклоны.
По округе разносился гнусавый голос муэдзина.
Славянин бросал в сторону молящихся недовольные взгляды. Швырнув в их сторону окурок, он зашагал в сторону подступающего к самой дороге леса.
– Козлы черножопые, – проворчал он довольно внятно. – По пять раз на дню молятся, тоже мне, вояки…
Рассупонившись, он присел на корточки, намереваясь справить большую нужду. И только сейчас, когда с расстояния полутора метров в лицо ему посмотрел черный зрачок автомата, он понял, что в лесочке он не один.
Этот тип, конечно же, не прав, подумал Бушмин. Мусульмане вояки неплохие. И по пять раз на дню, как того требует ислам, они не молятся, потому что у войны нет перерыва на молитвы.
Но сегодня пятница, священный для мусульман день. Время полуденного намаза. Час, когда души правоверных напрямую общаются с небесами.
Инш Аллах…
– Собрать оружие, проверить карманы, изъять документы, – распорядился Бушмин. – Трупы погрузить в «КамАЗ»! Обе машины на просеку, с глаз долой! Леший, следи за дорогой из села! И давайте в темпе, бойцы, пока нас не засекли!
Правоверные отправились в «сады эдемские» раньше, чем им того хотелось бы. Автоматная очередь сбила щенка в ручей, и ледяная вода окрасилась кровью. Однако угрызений совести никто не испытывал – отправляясь за взрослыми, пацан оставил свой подсумок и автомат в кабине, следовательно, Волчонок был убит по делу.
– В грузовике, под брезентом, еще два трупа, – доложил Минер. – Похоже, что эти во время налета погибли…
Бушмин забросил «абакан» за спину.
– Транспорт подготовишь вместе с Зайцем к подрыву. Придумайте что-нибудь похитрее, ясно?
– Гарантирую «эксклюзив», – заверил Минер. – Трупы минировать будем?
– Нет, я против беспредела… Только долго не возитесь! Поставите для нохов «сюрпризы» – и в темпе обратно. Мы без вас с места не тронемся.
Андрей с беспокойством глянул по сторонам – нет ли признаков опасности? Акция носила «тихий» характер, так что вроде бы должно обойтись. Но ему следовало решить судьбу еще одного участника событий.
Славянин находился на прежнем месте. И почти в той же позе. Только теперь, сидя на корточках, ему еще приходилось держать руки на затылке.
– Сидеть, сволочь! – Иван Гарас, заметив приближающегося командира, решил продемонстрировать служебное рвение. – Держать руки на затылке!
Иван, державший Славянина на мушке, был детиной двухметрового роста. За свою гвардейскую стать и за полулитовское происхождение он удостоился прозвища Сабонис, сокращенно Сабас.
Пленник кряхтел, уж больно неудобной была поза, но подчинялся. Ему было чуть за тридцать. Лицо бледное; глаза потупил. Как угораздило его оказаться в такой компании?
– Ну что, тварь, прогадился? – спросил Бушмин. – Кто такой?
– Я гражданин Грузии, – с трудом разлепив губы, сказал пленник. – Паспорт в бушлате, во внутреннем кармане…
– Еще одно слово не по делу, и ты сдохнешь на куче собственного дерьма!
Бушмин задумался. Что прикажете делать с таким субчиком? Прихватить «языка» с собой? А надо ли? Зачем ему эти хлопоты? Только лишняя бумажная волокита. Ведь не только людей из разведотдела придется подключать, но и особистов.
Опять же – свидетель… Если оставить жизнь и передоверить его в Моздоке особистам, то неизвестно, какими сказками он начнет их потчевать. В таких делах, как нынешнее, лучше избавляться от очевидцев.
– Зенитчик?
– Нет.
– Не соврал. – Бушмин усмехнулся. – Пару-тройку секунд еще поживешь… Знаешь, как поступают с наемниками?
– Да. Но я не наемник.
Бушмин чуть отступил в сторону, чтобы его не забрызгало кровью. Славянин, мигом врубившись в ситуацию, заголосил:
– Мужики, не губите! Лучше вам взять меня с собой…
– Зачем? – удивился Бушмин. – На хрена ты мне сдался?
– У меня ценная информация…
– Говори.
Пленник облизал пересохшие губы.
– Если все расскажу, вы меня здесь же и кончите.
– Умный, – похвалил Бушмин. – Но все равно говори.
– Два важных совещания… Полтора суток назад собирались в Шатили, а прошлой ночью была сходка в Итум-Кале…
Только сейчас, повернув голову, он заметил, что еще один боец снимает допрос на видеокамеру.
– Басаев на совещании в Сванетии присутствовал? – спросил Бушмин.
– Нет, но был его представитель.
– Кто был из полевых командиров в Итум-Кале?
Пленник скороговоркой выпалил десятка полтора фамилий, известных и не очень.
– Ты тоже там был?
– Н-нет, но я в курсе. Знаю кое-какие подробности от одного из участников совещания.
– Что там решили?
– Намечается крупная акция…
– Не смеши меня, – перебил Бушмин. – И не отнимай время!
– Но я честно… По Чечне кое-что планируется, в Шалях и Аргуне – точно… Но не это главное. Есть намерение провернуть акцию в Москве…
Бушмин тут же насторожился:
– Отвечаешь за свои слова?
– Да.
