Вошёл Серёга, гоня перед собой прозрачный столик на колёсиках. На столике стояли два чайника, графин с чернильно-чёрной жидкостью, два стакана и две чашки.
— Раз тебе алкогольного нельзя, то у нас и других вкусных приятных напитков хватает, — сказал Серёга. — Себе-то я налью, с твоего разрешения… — Он ногтем вскрыл тубус и вытряхнул бутылку. — Хорошее пойло! Никому не дам, сам выпью. Ну, давай… это вот зелёный китайский, а это тибетский, начинать лучше с китайского… а это морс, который я поминал, его у нас даже финны по локоть отрывают, хотя своей ягоды им девать некуда… Ну, за встречу.
— Ага. Рад видеть. В добром. Ну и вообще.
— Как твой паззл?
— Я его забросил. Спасибо за совет, кстати. Один раз показалось даже, что я его решил… — и Юра рассказал про сон и про звонок. — Но с того момента — как рукой сняло. Вернее, как чирий прорвался… Да, этот морс — всем морсам морс. Не дураки твои финны.
— И почти всё — местный продукт, что характерно… Так не расскажешь, чем я тебе так угодил?
— Не-а.
— Ну и ладно. Чай сам нальёшь, а то неудобно тянуться…
— Какие церемонии…
Чай тоже был хорош; уж на что Юра не признавал в чаях никаких свойств, кроме крепости, а должен был признать — вкусно.
— Слушай, Серёга, а такой маленькой просьбы ты не исполнишь: мне надо бы такой же коньяк вручить другому человеку, которого я не знаю, а ты, может быть, и знаешь. А?
— Как зовут человека?
— Ильхам Нафиков.
Серёга поставил стакан с коньяком на стол, наклонил голову:
— Ты серьёзно?
— Ну… в общем-то хотелось бы.
— И так же ничего не расскажешь?
— Да и нечего рассказывать… Ну, вы оба нечаянно сделали мне доброе дело. Я просто хочу отдариться.
— Нечаянно?
— Абсолютно. Не подозревая о моём наличии.
— Интересно девки пляшут… Так, начнём с малого: Ильхам не пьёт. То есть ни капли. Можешь его боттл сам выпить или мне отдать. Более существенно: если ты попытаешься как-то с ним связаться, то только растревожишь. Мужик он хороший, но пуганый — год назад у него дочку похитили, выкуп хотели, с тех пор он дёргается по малейшему поводу. Да и без повода тоже… Ну и вдобавок: человек восточный, тут же начнёт метаться, как бы отдарить тебя вдвойне, а у него и без того тяжёлый сейчас период. В общем, помочь могу одним: я ему позвоню, подготовлю, а ты скажешь пару тёплых слов. Идёт?
— Ну… Раз ты так говоришь… Ну а какой-нибудь там… часы… нет, кинжал. Кинжал старинный. Есть у меня. Могу через тебя передать, если напрямую напряг.
— Не. Я думаю, как раз тот случай, когда слова будет достаточно. Я его неплохо знаю… и это мой тебе совет. Звонить?
— Давай чуть погодя, я хоть подумаю… Ты меня слегка ошарашил.
— Такие вот они, ёжики, загадочные зверьки…
— Когда мы с тобой ехали — это ты его дочку выручал?
— Не впрямую, конечно… так, обеспечивал тылы. А ты догадлив, старлей.
— Слегка… Тибетский, говоришь?
— Ага. Говорят, его надо пить с молоком яка и ячьим же маслом, но я пробовал — редкая гадость. Да и нету в наших краях ячьего масла…
Вот этот чай был из тех, которые Юра понимал: густой, вяжущий, отдающий землёй и дымом, — в общем, настоящий мужской напиток. Он одолел полчашки, вытер со лба проступивший мелкий пот и сказал:
— Ну, давай позвоним. Раз уж нельзя иначе.
Серёга кивнул, о чём-то задумался на несколько секунд, потом вынул телефон, вручную набрал короткий номер, послушал гудки, дал отбой.
— Скоро он перезвонит.
Налил себе коньяку на донышко стакана, поднял на уровень глаз, прищурился.
— А ты, значит, к Ленке-лётчице клинья подбиваешь?
Юра поперхнулся чаем.
— Да ладно, ладно, — сказал Серёга, — всё путём. Дубна — средних размеров деревня, все всё про всех знают. Ленка — девушка заметная. И как нас товарищ Сталин учил: «Сын за отца не отвечает»? — так и дочка за мать тоже не должна…
— Ну ты догадлив, следак, — выдавил из себя Юра.
— Успехов тебе на этом трудном поприще, — без улыбки сказал Серёга, — ну и вообще. Давай.
И выцедил коньяк.
Тут же зазвонил телефон. Рингтон — стилизация под старину: дрыннь-дрыннь…
— Да, я. Привет. Нет, всё нормально. Сижу, пью хороший коньяк… да, некоторым не понять. Слушай, дело такое: тут незнакомый тебе человек хочет сказать пару добрых слов. Якобы ты ему мимоходом что-то полезное сделал и сам не заметил того. Ага. Нет, всё бывает. Мне вот он тоже проставился… и тоже не знаю, за что. Ага, ага. Передаю аппарат…
— Здравствуйте, — выдавил из себя Юра, вдруг жутко смутившись. — Не хотел беспокоить, просто… просто должен вас поблагодарить, а за что — ну, потом когда-нибудь, может, и расскажу. Вот… вот и всё. Спасибо ещё раз.
На том конце то ли глухо кашлянули, то ли подавили смешок.
— Всегда пожалуйста, — сказал очень густой голос без ожидавшегося акцента. — Мы точно не встречались?
— Нет.
— Возможно, дело поправимое… В любом случае — мне приятно. Спасибо за «спасибо». Дайте ещё Сергея, если можно…
— Тебя, — передал Юра трубку.
Серёга с полминуты слушал что-то, потом усмехнулся, сказал: «Ну, посмотрим, посмотрим…» — и дал отбой.
— Вот, — он развёл руками. — Дело сделано. Ильхам прослезился. Ты растрогал его железное сердце. Велено к тебе присмотреться.
— Даже «велено»?
— Ну, предложено. Он не мой начальник, если ты об этом. Просто хороший приятель, но с большими деньгами. Ты, кстати, кем работаешь?
— В охране.
— Серьёзно?!!
— Абсолютно.
— Но там же не платят.
— Ну… В общем, да.
— И какого же?..
— Там спокойно. А мне бы ещё годик продержаться — глядишь, вся дрянь вытечет, человеком стану.
— Хм! — сказал Серёга, сплетая пальцы и упираясь в сплетение подбородком. — Хм! А вот послушай. Есть у нас вакансия — что-то типа лесного обходчика. На вертолёте тебя забрасывают на три месяца в тайгу, домик хороший, благоустроенный, вода горячая, сортир тёплый, лучше чем в городе. И — один. Работа состоит в том, чтобы проходить по обозначенным маршрутам и вносить в дневник замеченные изменения. Потом тебя забирают, и три месяца — отпуск за половинный оклад. Полный оклад — шесть-восемь тысяч новыми за вахту, в зависимости от сезона…
«Новым» называли «общий» рубль. На момент введения его ненадолго привязали к доллару в пропорции один к одному. Сейчас доллар стоил чуть больше восьмидесяти копеек.
