До недавнего времени то, что хотели родители, вообще не принималось в расчет. Но сегодня мы живем в эпоху, когда карта наших желаний заметно расширилась. И нам твердят, что удовлетворять их — это наше право (честно говоря, даже обязанность).
В конце прошлого века историк Дж. М. Робертс писал: «В XX веке людям как никогда прежде стало ясно, что счастье вполне достижимо и в этой жизни». Конечно, это замечательно, но достичь этой цели удается не всегда. Когда наши ожидания не оправдываются, мы начинаем винить себя.
«Наша жизнь превращается в элегию неудовлетворенных потребностей и принесенных в жертву желаний, отвергнутых возможностей и непройденных дорог, — пишет британский психоаналитик Адам Филлипс в сборнике статей „Отсутствующее“, вышедшем в 2012 году. — Миф о потенциале превращает оплакивание и жалобы в самые реальные наши действия».
Даже если наши мечты неосуществимы, если они были ложными с самого начала, мы все равно сожалеем о том, что они не сбылись.
«Мы не можем представить собственную жизнь без непрожитых жизней, которые в ней есть», — пишет Филлипс. И тогда мы спрашиваем себя: «А что, если я просто покатаюсь?»
Сегодня у взрослых еще больше причин для страданий по непрожитым жизням: у них больше времени для исследования своего потенциала до рождения детей. По данным национального статистического бюро, в 2010 году средний возраст, в каком женщина с высшим образованием решается завести первого ребенка, составляет 30,3 года. В отчете говорится, что женщины с высшим образованием «обычно рожают первого ребенка спустя больше двух лет после вступления в брак». Следствием этого является более резкий контраст между жизнью до рождения ребенка и после этого события.
Родители хорошо помнят, какой была их жизнь до появления детей. Они почти десять лет жили совершенно самостоятельно, экспериментировали с разными работами, разными романтическими партнерами, разными квартирами. Это вдвое дольше, чем они провели в колледже.
Когда я ходила на курсы ECFE, немногие говорили о разнице в жизни до и после рождения детей более честно и мощно, чем Джесси. Когда ей было двадцать лет, она преподавала английский язык в Германии, работала в английском пабе и даже какое-то время была стюардессой в компании «Дельта». Теперь же она все свое время проводит в небольшом бунгало с одной ванной (бунгало симпатичное, но очень тесное!).
Когда ей было около тридцати, Джесси решила заняться рекламой и уже начала реализовывать свой замысел — но тут родился первый ребенок. Сегодня она занимается другим, более совместимым с семейной жизнью (по крайней мере, так ей кажется) родом деятельности. Уютный офис в центре города сменился на небольшую комнатку рядом с гостиной, где работает телевизор.
— Мне все еще очень, очень тяжело, — сказала Джесси на дискуссии. — До тридцати двух лет мы жили просто вдвоем с мужем.
Появление детей придает нашей жизни смысл, о каком мы раньше и подумать не могли. Но в то же время это событие лишает нас самостоятельности — в столь же невообразимой степени. Причем неважно, идет ли речь о работе, отдыхе или банальной повседневности. Вот с этого-то мы и начнем нашу книгу — со вскрытия этой изменившейся жизни и попытки объяснить, почему она стала именно такой.
Недостаток сна
Одно из преимуществ прихода в дом в восемь утра — если, конечно, вас не смущает полный кавардак и вид домочадцев в пижамах, с помятыми лицами и растрепанными волосами — заключается в том, что по лицам родителей можно прочесть историю этого утра и предыдущего вечера.
Я приехала в дом Джесси в Южном Миннеаполисе через несколько месяцев после нашего знакомства на семейных курсах. Ее муж, инженер, уже ушел на работу. Но Джесси была дома — и уже успела устать. Было совершенно ясно, что она или рано встала, или поздно легла. Выяснилось, что справедливы оба моих предположения.
— До вашего появления я уже была в полном отчаянии, — призналась она, закрывая за мной дверь. На ней был полосатый спортивный костюм, влажные волосы собраны в конский хвост. Пятилетняя Белла и четырехлетний Эйб путались под ногами. Им было весело, но маме было явно не до веселья. Маленький Уильям спал наверху.
— Малыш проснулся рано, — рассказала Джесси. — И все остальные тоже поднялись рано. А потом малыш устроил истерику из-за своей мягкой игрушки.
В то же самое время Эйб описался, и пришлось менять простыни, а потом купать сына. Потом Уильям за завтраком начал весьма зрелищно плеваться соком.
— Это было в 7.37, — сказала Джесси. — Я помню, потому что подумала: еще слишком рано, чтобы все пошло вверх дном!
Вот почему Джесси встала рано. Почему она поздно легла — это другая история. Ночь — это единственное время, когда Джесси может поработать спокойно, а на следующий день ей нужно было сдавать работу. Кроме того, у нее было много других забот — семья собиралась перебираться в пригород, чтобы сократить расходы. Теоретически переезд должен успокоить Джесси («Половина налогов и половина аренды», — сказала она мне), но в том районе она не знает ни души. За этими тревогами и работой она и не заметила, как пробило три часа ночи. Только в три она смогла лечь.
Порой по утрам Джесси так устает, что сил у нее хватает только на то, чтобы рассыпать хлопья по мискам и залить их молоком. А потом она возвращается в постель.
— Я знаю пару мам, которые ухитряются высыпаться, — сказала она. — Не знаю, как им это удается. Лично мне не удавалось ни разу.
Из всех страданий молодых родителей недостаток сна — вещь самая неприятная. Но большинство будущих родителей, сколько бы их ни предупреждали, даже представления об этом не имеют, пока не появится их первый ребенок. Им кажется, что они знают, что такое недостаток сна. Но между постоянным недосыпом и случайной бессонницей есть большая разница.
Один из ведущих специалистов по частичной депривации сна Дэвид Дингес говорит, что по восприятию длительного недосыпа люди делятся на три категории: те, кто справляется с этим нормально; те, кто чувствует себя неважно; и те, для кого это полная катастрофа. Проблема заключается в том, что будущие родители понятия не имеют, к какой категории относятся, пока у них не появятся дети. (Лично я отношусь к третьему типу — достаточно двух бессонных ночей и я превращаюсь в безумную истеричку.)
К какому бы типу вы ни относились — а Дингес полагает, что это врожденная черта, одинаково свойственная и мужчинам, и женщинам, — эмоциональные последствия недосыпа весьма серьезны и заслуживают глубокого анализа, который и был проведен Дэниелом Канеманом и его коллегами.
Ученые изучили 909 жительниц Техаса и обнаружили, что они оценивают время, проведенное с детьми, ниже, чем потраченное на стирку. Женщины, которые спали шесть часов или менее, чаще говорили о недостатке счастья, чем те, кому удавалось спать более семи часов. Разница в ощущении благополучия была настолько разительной, что даже превзошла разницу в ощущениях между теми, кто ежегодно зарабатывал менее 30 000 долларов, и теми, чей годовой доход превышал 90 000 долларов. (Журналисты выразили эту разницу более образно: «Час сна стоит 60 000 долларов», — писали они. Это не совсем так, но близко к истине.)
