Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
Понятие «одинокая женщина» может включать юную участницу брачного рынка, пожилую вдову, зрелую современницу, находящуюся в разводе или не заинтересованную в романтических связях. Но основная проблема термина состоит в его негативной коннотации. «Одинокая» прочитывается как «несчастная», «достойная сожаления», «покинутая».
В отличие от русского языка, в английском «одиночество» как внутреннее психологическое состояние обозначается отдельным существительным loneliness или прилагательным lonely (одинокая/ий). Одиночный статус в отношениях указывается нейтральным прилагательным/существительным single, не имеющим оценочного оттенка.
В русском языке также нет незаряженного, в отличие от слова «сожительница(тель)»[16], наименования, указывающего на состояние в партнерстве, которому соответствовало бы английское слово partnered (имеющая/щий партнера). Как нет и эквивалентов английским терминам любовной лексики: girlfriend (подруга в романтическом смысле), boyfriend (друг в романтическом смысле) и dating (ходить на свидания).
Финский социолог Анна Роткирх в книге «Мужской вопрос: любовь и секс трех поколений в автобиографиях петербуржцев»[17]объясняет ситуацию языкового дефицита тем, что во время западной сексуальной революции у руля в СССР находились пожилые мужчины, нечуткие к проблемам молодежи, сдерживавшие процессы глобальных трансформаций.
Начиная с 1970-х годов на Западе, параллельно распространению нормы внебрачных связей, формировался новый способ говорить о личном. Аналогичные перемены чуть позже затронули и советское общество. Но здесь действовал запрет на публичное упоминание всего, что связано с интимностью, вплоть до перестройки. Поэтому у нас в свое время не сложилось условий для возникновения собственных терминов, описывающих новые практики.
Говоря о моих героинях, я, как правило, называю их словом «одиночки». Кавычки в данном случае используются мной, чтобы обозначить дистанцию от любых возможных характеристик, помимо маркера статуса в отношениях. При этом я полагаю, что необходимость в отдельном термине уйдет в прошлое вместе с идеей о жизни в романтическом партнерстве как наиболее ценном способе организации быта.
Кто вы, мои героини?
В своем исследовании, которое из магистерской диссертации переросло в более широкий и длительный проект, я обращаюсь к опыту женщин условно «среднего класса». Этот выбор продиктован доступной мне выборкой. В 2005 году я начала опрашивать подруг и их знакомых, используя метод «снежного кома».
Главными критериями участия в опросе я выбрала проживание в мегаполисе, наличие высшего образования, успешную профессиональную историю. Большинство моих информанток строят академическую или корпоративную карьеру, многие работают в медиа или связаны с искусством, некоторые ведут частную предпринимательскую деятельность.
В поле моего зрения не попали представительницы крупного бизнеса и не ориентированные на карьерные достижения женщины, а также современницы, проживающие в малых городах и сельской местности.
Круг возможных респонденток я не ограничивала по признаку наличия или отсутствия у них детей и предшествующих романтических связей. Решающим фактором был опыт организации частной жизни вне романтического партнерства, длительностью не менее нескольких лет. Большинство моих собеседниц проживают одиночно. Часть информанток живут с детьми, некоторые делят жилье с родственниками или партнершами по аренде квартиры.
В целях защиты личной информации, приводя фрагменты из интервью, я использую только первую букву имени моих собеседниц. Помимо этого, я указываю их возраст на момент проведения интервью, род занятий, наличие детей и, в некоторых случаях, другие важные обстоятельства. Чтобы избежать возможных совпадений, место жительства героинь в книге не упоминается. Главным образом речь идет о крупных городах России и Беларуси.
Я включила в текст также одно интервью с информанткой, проживающей в Украине. Однако в силу ограниченности доступных мне ресурсов данная работа не предполагает отдельного обращения к украинским реалиям.
Выбор географии моего исследования объясняется условиями моей жизни. Я живу в Беларуси, но часто бываю в России. Мои профессиональные и личные контакты в основном сосредоточены в этих двух странах.
Кроме того, российские медиа продолжают занимать большую часть информационного поля в Беларуси, что дает возможность более широко представлять общность постсоветских процессов.
Сегодня в моем архиве около 50 интервью с женщинами-синглами 27–47 лет (на момент интервью). Условные возрастные рамки определены также кругом моего общения. Я намереваюсь говорить о горожанках более-менее одного со мной поколения, выросших и живущих в одних экономических и культурных условиях.
Также я не подразумеваю априори гетеросексуальный опыт. Во-первых, потому, что описываемая мной проблема шире взаимодействия женщин и мужчин на бытовом уровне. Во-вторых, семинар финского социолога Туулы Ювонен[18]о методологии преподавания сексуальности в высшей школе помог мне осознать безнадежность попыток четкого разделения по критерию «ориентации».
Я начала писать об «одиночках», полагая, что опрашиваемые мной женщины гетеросексуальны «по умолчанию». Но в процессе исследования обнаружилось, что не все мои информантки себя таковыми определяют. И тогда встал вопрос: нужно ли этот аспект уточнять, и если да, то каким образом?
Что вообще считать гетеросексуальностью? Полное отсутствие опыта в практиках, которые определяются иначе? Полное отсутствие негетеросексуальных фантазий? Или полное отсутствие сексуального отклика на представителей одного с собой пола? Как в доминирующей бинарной системе представлений о предпочтениях определять полное отсутствие заинтересованности в сексе? Для меня очевидных ответов на эти вопросы нет.
В первые годы работы над своим проектом я думала, что опыт негетеросексульных женщин является «отдельным случаем», поскольку идея партнерства здесь не может быть связана с биологическим воспроизводством без применения «специальных мер».
Но лекции американского квир-теоретика Джудит Халберстам[19]навели меня на мысль о том, что гетеросексуальность сама по себе не является гарантией доступа к репродуктивным возможностям, в частности если речь идет об отсутствии сексуального партнера.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
