— Передайте ему?
Я протянул ладонь, но боцман отскочил от меня в сторону, чуть не свалив составленные пирамидой бочки.
— Не! — сказал он. — Передать не могу! Я не по этой части. Завтра приходи!
Он резво забежал по трапу, но все еще продолжал мотать головой, обеспокоенно поглядывая на меня.
Я разочарованно кивнул. Этого мне не хватало. Жизнь моя везучая!
Я с тоской посмотрел на третий причал. Там стояла черная шхуна. Значит судьба! Как ни крути, придется идти к дяде на поклон.
Мастер Оливье дежурил у схода, кого-то дожидаясь. Заметив меня, он приветственно махнул рукой еще до того, как я приблизился к борту.
— Я ждал тебя, крысе… Левиафана мне под корму, скорей сюда.
Он схватил меня за руку и потащил по палубе.
— Что ты не сказал, что голоден. — рычал он, затягивая меня на камбуз.
На очаге стояла огромная кастрюля. Над ней еще поднимался пар и распространялся дивный аромат.
Мастер Оливье взял вилку с двумя зубцами и, подцепив из кастрюли кусок дымящегося мяса, протянул мне.
— Наслаждайся. Если, что понадобится, бери не стесняйся. Потом зайдешь. Поговорим.
Он укоризненно покачал головой и вышел.
Я накинулся на мясо. Стараясь протолкнуть кусок побольше и поглубже. Пережатое горло не хотело пропускать пищу, но я старался. Справляться с мясом одной рукой не получалось. Поэтому, я положил коробочку, предназначавшуюся капитану Джо на стол и, подключил вторую. Так, поглощение еды пошло быстрее. Пришлось пропихивать куски пальцами, но зато, я почувствовал, как проходит напряжение. Кожу перестало стягивать и ошейник уже не давил на шею.
Как только полегчало, я набросился на мясо со всей нерастраченной энергией. Под руки попались листья салата, и все остальное, что лежало на столе. Помидоры, огурцы. Картофель, по-моему, вареный. Хлеб, почти не плесневелый.
Сначала, я успевал соображать, что именно ем, но вскоре сбился. Вроде бы в горло проскочили маслины, яблоки и грибы. А может быть оливки, сливы и курица. Хотя чесночный и сметанный соус запали в память. А еще сухарики. Архимагов колпак, кто их готовил? Настоящий шедевр, а не мелко порезанный, подсохший хлеб.
Я провел на кухне около часа. До тех пор, пока мои плечи снова не стали чуть шире головы. Тогда, жор сам по себе поутих. Я погладил вздувшийся живот и вышел на палубу.
Интересно, сколько матросов нужно, чтобы управлять шхуной? Я огляделся. На корабле не было никого кроме мастера Оливье и Черного Эрлика. Они сидели на носу, за накрытым столом, и оживленно беседовали.
Шхуна плыла. Причем берег уже исчез из видимости. Насколько хватало глаз, во все стороны, простиралось бескрайнее море.
— Малыш!
Дядя заметил мое появление и махнул рукой.
Надо же. При посторонних я малыш, что конечно приятней заморыша и крысеныша.
Без особого энтузиазма, я приблизился.
Эрлик цедил что-то белое из дорогого, даже на мой взгляд, бокала и, прищурившись, смотрел сквозь меня. Без шляпы его голова оказалась похожа на яйцо. Такой же овальной формы. Ровная, гладкая, начисто лишенная волос.
Перед ними расположились тарелки с остатками пищи. Столовые приборы и закрытое крышкой блюдо, размером в половину стола. К нему скромно притулился пузатый кувшин и корзинка, видимо с хлебом, накрытая расписным полотенцем.
— Мой крестник. — благодушно представил мастер Оливье. — Я передам ему секреты своего мастерства и, когда-нибудь, своих любимых клиентов.
Чернокнижник улыбнулся и кивнул.
— Я уже стар. — с напускной печалью продолжил дядя. — Выполнять ваши изощренные фантазии, с каждым годом, становится для меня все тяжелее.
— Никто не молодеет. — подтвердил Эрлик.
Дядя хохотнул в ответ, словно над изощренной шуткой.
— Ты похож на оборотня? — спросил чернокнижник, бегло взглянув на ошейник.
Никогда не понимал, зачем спрашивать очевидное, но некоторые очень любят задавать подобные вопросы.
— Да, господин.
— Странный выбор, Оливье. Ты знаешь, что там, — он поднял палец вверх. — не любят оборотней.
— Он безобидный. — ответил дядя.
— Тебе, конечно, виднее, — задумчиво проговорил Эрлик, — но светское общество не жалует неосвещенных источником магии.
— Белые им не нравятся. — проворчал Оливье. — Зато они любят хорошо пожрать и экзотику!
— Ты считаешь, что он экзотика? — скривив лицо, не то в подобии улыбки, не то от отвращения, уточнил Черный Эрлик.
— Еще какая. — дядя прямо-таки расцвел. — Еще лет пятьдесят и их может совсем не остаться.
— Ты все знаешь! — чернокнижник погрозил пальцем. — Через пятьдесят лет могут исчезнуть и другие белые. Ты же знаешь. Тем, кто не озарен источником в тридцати мирах не место.
— Откуда я могу это знать? — деланно удивился Оливье. — Я сам, почти белый.
Чернокнижник покачал головой и лениво поднялся. Надел черную шляпу и еще раз улыбнулся.
— Благодарю, Оливье. Ты знаешь, что, как всегда, бесподобен. Жаль слышать, что ты хочешь покинуть нас и уйти на покой. Хотя, я слушаю эту прощальную песню в течение последних десяти лет! К сожалению, а может к счастью, твоим приемникам не везет, так, как тебе.
Продолжая улыбаться, он поклонился и исчез. Только что стоял на палубе, и пропал. Маги!
— Садись. — сказал дядя.
Сомневаясь, отклонить дядино предложение или попытать счастье и пригнуть за борт, я присел.
— Видел? — гордо поинтересовался он.
— Я в академии еще и не такое видел.
Оливье скривился.
— Кто научил тебя кусать руку, которая кормит? А?
Он вскочил.
— Я предлагаю тебе вымирающее искусство. Многие секреты не знает никто во всех тридцати мирах. Слышишь, крысеныш. Никто! Кроме меня. А ты, ведешь себя так, словно я предлагаю тебе чистить выгребные ямы за аспидами!
— Но я не готов резать, потрошить…
— Так вот значит, что! — заорал мастер Оливье. — Замараться боишься? Да! Жрать-то, ты не боишься! Горло не першит?
Он навис надо мной, тыкая пальцем в ошейник и, не в силах успокоиться, продолжал орать, брызгая слюной.
— Челюсти не сводит? Хавать-то нормально. Готов! А потрошить, снимать шкуру, он не может.
Дядя схватил блюдо со стола и, сорвав крышку, сунул мне в лицо.
— Знаешь, что это? Сколько стоит? Думаешь глубоководного томпондрано легко поймать и приготовить? Я неделю плавал с серебряным кольцом и топором под носом шхуны. А потом…
Дядя перевел дыхание, а я успел рассмотреть гада с продольными полосами разного цвета от белого до темно-зеленого. Он кольцами обвил, ярко-синий, фрукт, заняв все блюдо. Лишь четвертая часть оставалась пустой, видимо съеденная во время ужина.
