Она внимательно смотрела на Фицконта. По-видимому, отец считает его полезным и неспроста приблизил ко двору. Бриан Фицконт содержит сотню рыцарей благодаря женитьбе на Мод, наследнице Уоллингфорда. Но что можно сказать о нем сейчас, после их первой встречи? Его появление блестящим не назовешь, однако Вильгельм Д’Обиньи отозвался о нем достаточно высоко. Матильда догадывалась, что Фицконт умеет скрывать свои мысли и что мысли эти не поверхностны. Как бы неудачно ни сложилось их знакомство, легкомысленным недотепой этот человек не был.
Когда Бриан ставил кубок на стол, взгляд Матильды вновь привлекли чернильные пятна на его изящных пальцах.
– Вы сами пишете письма, милорд?
– Порою да, – смущенно улыбнулся он. – С пером в руках мне лучше думается. Я люблю набрасывать заметки сам, хотя чистовым вариантом занимаются писцы. Своим образованием я обязан вашему отцу.
– Он высоко вас ценит, судя по всему.
– А в ответ я почитаю его и служу ему верой и правдой. – Бриан откашлялся и встал на ноги. – Миледи, прошу вашего позволения удалиться. Нужно проверить, все ли готово к завтрашнему дню.
– Можете идти, – церемонно произнесла Матильда. – Надеюсь, вы сумеете подыскать для меня лошадь.
– Разумеется, госпожа, это моя первая и наиважнейшая задача. – Фицконт поклонился и вышел из шатра.
Как только за ним опустился полог, из-за перегородки выпорхнули ее камеристки, Эмма и Ули. Императрица позволила им снять с нее платье и расчесать ей волосы, после чего отослала их. Ей хотелось остаться одной и подумать. Сняв с кровати покрывало, она завернулась в него и удобно устроилась на стуле: колени подтянуты к подбородку, голова опирается о кулак.
А в это время Фицконт стоял на ветру и глубоко дышал, сбрасывая напряжение. Он не ожидал, что дочь короля окажется столь вспыльчивой и приметливой. Ее взгляд был острым как нож и резал если не плоть, то душу; по крайней мере, так показалось Бриану после их короткой беседы. Когда он сегодня подъехал к Матильде на дороге, она посмотрела на него как на безмозглого неумеху, и его все еще жег стыд. Оставалось только надеяться, что с тех пор он сумел немного вырасти в ее глазах, однако, если к утру для императрицы не найдется лошадь, репутация его будет безнадежно погублена. Ничего не поделать – придется посадить ее на своего жеребца, а самому довольствоваться кобылой оруженосца. А парень пусть сядет за спину одному из сержантов.
Из маленького шатра вынырнул седовласый рыцарь, возглавлявший кортеж императрицы, – очевидно, поджидал Бриана.
– Мою госпожу всегда огорчает, когда нарушаются планы, – сказал он, но не в оправдание повелительницы, а скорее упрекая Фицконта.
– Я принес свои извинения и сделал все возможное, чтобы исправить положение, – ответил Бриан. – Можете быть спокойны: императрица въедет в Руан достойно, как подобает.
Рыцарь не спускал с него тяжелого взгляда:
– Милорд, вы еще убедитесь в том, что моя госпожа не привыкла поступаться принципами.
Поверенный короля прикусил язык: резкий ответ чуть было не сорвался с его губ.
– Миледи убедится, что к ее прибытию в Руан подготовились надлежащим образом.
– Я служу ей с тех пор, как она была девочкой, – продолжил рыцарь. – У меня на глазах Матильда выросла, стала женщиной и обрела власть в качестве супруги императора. Она обладает величием. – Он глянул на шатер, из которого только что вышел Бриан, и понизил голос. – Но при этом она хрупка и нуждается в нежной заботе. Кто даст ей эту заботу, если ее гордость служит ей одновременно и щитом, и мечом? Кто разглядит в императрице испуганного ребенка и ранимую женщину?
Какое-то чувство шевельнулось в душе Бриана, он не мог точно назвать его – это была не жалость, не сострадание, а нечто более сложное и опасное. Серо-голубые глаза Матильды, прозрачные как стекло, смотрели на него сегодня с вызовом и даже с презрением. Поверенный короля не находил в ней того, о чем говорил стареющий рыцарь, но это потому, что он, Бриан, совсем еще не знает ее. Пока он видел другое: прямоту и силу. Она словно взяла остро заточенное перо и вывела эти два неизгладимых слова у него на коже.
Глава 3
Руан, осень 1125 года
Штормовой ветер иссяк, и безмятежное солнце подсвечивало упряжь и снаряжение кортежа. В его свете ярко переливалось платье Матильды из красного шелка, блестел мех горностая, сверкала драгоценная диадема, скрепляющая на ее голове белую вуаль. Жители Руана высыпали ей навстречу, и миледи повелела рыцарям раздавать от ее имени щедрые дары. Впереди скакали герольды, фанфарами и выкриками возвещая прибытие вдовствующей императрицы Германии, дочери короля. Сердце ее наполнилось триумфом и гордостью, когда она ехала через ликующую толпу. Голову женщина держала высоко, как полагалось даме ее ранга, но время от времени позволяла себе улыбнуться – гордо и милостиво.
Соболь, жеребец Бриана Фицконта, был горяч, однако хорошо выезжен. Сам представитель английского монарха скакал на коренастом кауром кобе, который был низковат для его длинных ног. Бриан старательно делал вид, что не замечает несоответствия. После вчерашних сбоев новых проблем не возникло, все шло по плану. Матильда все еще не простила ему опоздания, но готова была подождать, прежде чем поставить на нем крест.
Когда они въехали под своды герцогского замка на берегах Сены, жеребец запрядал ушами, заплясал, почуяв волнение наездницы. Почти шестнадцать лет миновало с тех пор, когда она останавливалась здесь ненадолго по пути на церемонию обручения. Воспоминания о тех днях туманными призраками прошлого скользили между камнями и булыжниками настоящего.
Слуга поспешил взять Соболя под уздцы. Дрого спешился, чтобы помочь госпоже спуститься, но Бриан Фицконт опередил его и первым подскочил к Матильде. Она, подавая ему руку, отметила, что уже знакомые ей чернильные пятна никуда не делись, да еще прибавились новые. Должно быть, работал в своем шатре после того, как поужинал с ней. Она одобрила такое трудолюбие. Было что-то согревающее в мысли о том, что в темное время ночи, когда другие спали, Фицконт размышлял с пером в руках.
Высокий широкоплечий человек двинулся ей навстречу с распростертыми объятиями. Молодая вдова озадаченно посмотрела на него, а потом земля покачнулась у нее под ногами и прошлое слилось с настоящим. Матильда узнала своего старшего единокровного брата.
– Роберт? – прошептала она и повторила затем в полный голос: – Роберт!
Его темно-синие глаза светились гостеприимством, пока он, сжав ее ладони в своих, целовал ее в обе щеки с сердечным теплом и при этом умудрялся соблюдать приличествующий случаю этикет.
– Сестра! Как прошло ваше путешествие?
– По большей части неплохо. Вчера моя лошадь захромала.
– То-то я удивился, увидев вас на Соболе Бриана. – Роберт быстро глянул на Фицконта. – Он хорошо позаботился о вас?
– Насколько смог, – произнесла она с каменным лицом.
