Полковник как человек военный плакал светлыми слезами от маршей и барабанной дроби, но от чувствительных песен тоже мог прослезиться.
В день, когда Зяблик и Варфоломей угодили в заточение, завтрак полковника проходил как обычно. Он с удовольствием уплетал яичницу с беконом под марш «Прощание испанки», потом – творожную запеканку под какую-то новую незнакомую ему мелодию, которую Зяблик играл на флейте… Как вдруг кусок запеканки встал у Дона Пеклоса поперёк горла.
Вечно красный от своего жара полковник побелел и закашлялся.
Юный музыкант тут же умолк.
Марфа Петровна изо всей силы ударила мужа кулаком по спине. Звук получился очень громкий, потому что Дон Пеклос хоть и был маленького роста, но такой толстый, что с виду напоминал шар с ножками и ручками. Кулак же его высокой и хрупкой на вид жены обладал огромной мощью.
Присутствовавший тут же Сэр Арчибальд не пожалел свой новый фрак и на всякий случай нырнул под стол.
– С вами никогда такого не бывало, мой пончик! – заметила Марфа Петровна.
– А я никогда такого и не слы… – Полковник осёкся и тут же добавил: – Музыканты, кру-у-гом! Шагом мар-р-рш!.. Сэр Арчибальд, ко мне!..
О чём совещался Дон Пеклос с Сэром Арчибальдом, неизвестно. Но после маленького военного совета кот стал наблюдать за Зябликом. И когда мальчик и осёл отправились гулять в лес, полковник и кошачий аристократ прихватили с собой порошок «Умопомрачитель», марлевые повязки и длинную верёвку, встали на лыжи и двинулись за ними следом.
При этом жена Дона Пеклоса велела обязательно быть к ужину. Полковник дал честное слово. А уж перед кем-кем, но перед Марфой Петровной этот бравый солдат своё слово держал, памятуя о сковородке и скалке. Он её никогда не обманывал. Ну, разве что о чём-нибудь не договаривал.
Несмотря на свой шарообразный вид, полковник был очень подвижен и ловок. На лыжах он ездил превосходно, что нельзя сказать о Сэре Арчибальде.
Полковник и кот в подзорную трубу выслеживали мальчика и осла, а потом забежали вперёд, надеясь, что любопытство заставит юного музыканта пойти по незнакомой свежей лыжне.
Так оно и случилось. Дон Пеклос заманил Зяблика и Варфоломея в свой тайный охотничий домик.
Перед тем как выехать из леса, неумелый лыжник Сэр Арчибальд умудрился налететь на кочку, сломать обе лыжи и потерять лыжную палку. Полковник, чтобы не терять времени, довёз кота до домика на собственной спине.
Об остальном читатель уже знает. Остаётся только сказать, что, как только одуревший от повышенной дозы «Умопомрачителя» полковник разгромил всё в доме и успокоился, он тут же вспомнил о своём честном слове, о том, что должен быть в замке к ужину и что вроде уже опаздывает.
– Сэр Арчибальд, смотреть в оба! – скомандовал Дон Пеклос.
А сам вскочил на лыжи и помчался через лес к любимой жене.
Ворвавшись в замок, полковник застыл перед дверью в трапезную и с ужасом понял, что всё-таки опоздал.
Он обнажил саблю и покорно толкнул дверь.
Глава 7,
в которой все друг за другом ухаживают, всё друг другу рассказывают и слушают музыку
Нина, Дуся и их новые друзья брели по лесу, проваливаясь в глубокий снег.
Девочка рассказала Зяблику, как оказалась у охотничьего домика, только утаила заклинание, чтобы не остаться в шаре насовсем.
– Вы появились вовремя, прекрасная незнакомка, – сказал мальчик. – Я даже не знаю, как вас отблагодарить. Но вы можете всегда рассчитывать на меня.
– И на меня! – добавил осёл.
– А я?! Я тоже появилась вовремя! – почти обиделась обезьянка. – И я тоже прекрасная!
– Ах, простите мою неловкость, сударыня! – поклонился юный музыкант. – Конечно же и вы!
Осёл Варфоломей тоже отвесил учтивый поклон и тут же продекламировал только что рождённый стих:
Я повторю сто миллионов раз:
На свете, Дуся, нет прекрасней вас!
При этом осёл покосился на Снежанну, но Дуся этого не заметила. Она обомлела от восхищения. Ей впервые посвятили стихи. Да ещё с таким огромным числом! Да ещё тут же записали гусиным пером на бумаге!
Тем временем лес вокруг становился всё гуще и гуще.
– А мы по какому-то адресу идём или просто спасаемся? – опомнилась обезьянка, испуганно оглядываясь по сторонам.
– Нам надо в замок, – ответил Зяблик. – Я боюсь за дедушку. Мне теперь кажется, что Дон Пеклос каждый день нюхает этот свой «Умопомрачитель». Ведь в последнее время он вёл себя весьма странно. И Сэр Арчибальд ходил за мной по пятам, тоже что-то вынюхивал… И вот теперь этот ужасный случай в охотничьем домике. Не понимаю, что на них нашло? Что им от меня нужно? Мы с дедушкой всего лишь музыканты.
– Мне бы очень хотелось послушать, как вы играете! – сказала Нина.
Она сама ходила в музыкальную школу, но училась в ней без особого рвения.
Мальчик нагнулся и достал из ботфорта маленькую флейту.
– Я очень дорожу этой флейтой. Мне её подарил дедушка. Он всё время повторяет, что я должен беречь эту флейту больше всего на свете. Хорошо, что я на всякий случай переложил её из-за пазухи в сапог, когда в этот дом входил… Для вас, мои спасительницы!
Зяблик низко поклонился и заиграл.
Нина и Дуся замерли посреди сугробов. Из флейты лились звуки, которые описать невозможно, а слушать – наслаждение… Нет, всё-таки можно точно назвать эту мелодию наинежнейшей.
Несмотря на то что была ночь, со всех сторон слетелись снегири, синицы, свиристели, дятлы и опустились на большую ель. А два снегиря даже сели на кастрюлю… то есть на шляпку Снежанны.
Потом прискакали белки и тоже стали внимательно слушать, навострив уши с кисточками.
Вдобавок ко всему из своей берлоги под елью вылез разбуженный музыкой медведь. Он хотел разразиться гневным рёвом и задать всем трёпку, но вместо этого закрыл глаза и стал плавно покачиваться в такт мелодии, чуть-чуть переступая лапами.
– Мне никогда никто не пел колыбельную! – только и сказал он.
А потом, также пританцовывая, нырнул обратно в берлогу и с блаженной улыбкой стал спать дальше.
А музыка продолжалась, и под неё уже раскачивали своими заснеженными ветвями сосны и ели.
Обезьянке Дусе вдруг захотелось, чтобы кто-нибудь ей спел серенаду. И чтобы этот кто-нибудь был Варфоломей.
