Темник наблюдал, сдерживая поводьями боевого коня, почуявшего начало битвы. Обветренное безжалостными степными ветрами, лицо опытного воина было неподвижно. Никаких эмоций, только чуть заметно подрагивали желваки, да сильнее обычного сузились раскосые глаза, напоминая прорези в маске.
Пока всё шло, как обычно, и казалось, нет никаких причин для волнения.
Однако враг не пожелал сыграть по его правилам.
У него были свои представления о решительной битве.
Слева, держа направление по косой линии к мчащейся лаве, от неприятельского фланга отделился большой отряд всадников. Не дожидаясь нападения конницы, атакующие раскололи свой строй на две части. Меньшая, перестраиваясь на ходу — тотчас же повернула к приближающемуся отряду.
Прочие нукеры продолжали мчаться на неровные шеренги пехотинцев, что укрывались за большими плетёными щитами. Уже сделав несколько залпов на полном скаку, монголы продолжали стрелять из луков до последнего, до самого столкновения. Издалека казалось, из мчащейся массы всадников в сторону противника вылетали тучи кровососущих насекомых. Вонзались в плоть… Жалили насмерть… Валили в пыль, вырывая из пересохших глоток хриплые вопли.
Короткие частые щелчки тетивы луков и глухое жужжание стрел, что уходили одна за другой в живые мишени, прячущиеся за щитами. И нестройные ответные редкие выстрелы, которые вряд ли можно было называть залпами. Мерещилось, будто весь воздух буквально заполнен смертоносными стрелами. Он словно пропитался ими… Жуткая обвальная ордынская стрельба, когда в воздухе висит сразу три стрелы, выпущенные одним лучником: первая только достигла врага, вторая находится в полёте, а третья — уже срывается с тетивы.
Сегодня, в эти мгновения и на этом кусочке земли, — воздух состоял из монгольских стрел.
Но, вдыхая такой воздух, с ним можно вдохнуть только смерть.
Пехотинцы, знакомые с боевой тактикой ордынцев, ожидали нечто подобное. Тем не менее, они буквально не могли высунуть носа из-за своих щитов. Да и сами щиты оказались несовершенным укрытием. Узкие бронебойные наконечники, получив дополнительное ускорение от скачущих галопом лошадей, — легко пронзали древесину, обтянутую кожей. Пробивали тонкие пластины доспехов, сея первые зерна паники.
Потому-то пехотинцы и прозевали тот единственный миг, когда ещё можно было спасти положение: бесстрашно вынырнув из-за прикрытия щитов, выстроить плотную стену. Не успели они, не успели ощетиниться копьями и алебардами, дабы встретить во всеоружии воистину страшный, сокрушительный, всё и вся сметающий удар конной лавы.
Упустили, прозевали… Или не смогли, ловя последние излётные стрелы своими лицами, выглядывающими из-за щитов.
Ордынцы резко, заученно сунули луки в саадаки, притороченные к седлам; и, словно по команде, единовременно взялись за мечи.
И вот уже блеснули на солнце множественным холодным огнём клинки, выпорхнувшие из ножен. Заплясали искрами, взлетая и молниеносно обрушиваясь вниз на чьи-то головы.
«Сибду гхарху!!! — надсаживая глотки, почти в унисон исторгли крик предводители сотен: — Прорвать строй!!!»
«Хур-р-р-раг-гх-х-х-х-х!!!» — опять взорвался воздух яростным воплем.
И даже, показалось со стороны, что этим слитным криком тысяч нукеров отбросило назад переднюю рваную линию пехоты, ошеломлённую яростью атаки.
УДАР!!!
Хруст ломаемого и звериные вопли пронзаемого. Дикое предсмертное ржание лошадей, напоровшихся на копья. И звон!.. Волны звона железа, перекатывающиеся поверх волн разбушевавшегося людского моря.
Бреши в стене пехоты, пробитые слаженными залпами лучников, не успели затянуться. Какого-нибудь десятка мгновений не хватило им, чтобы вновь сомкнуть ряды. Опомниться, выдвинуться сзади на переднюю линию. И эти упущенные мгновения стоили не одной сотни враз оборванных жизней, когда искры клинков заплясали в пробитых тучами стрел разрывах…
Первая линия обороны была буквально опрокинута назад и безжалостно вмята в землю копытами обезумевших лошадей.
Приняв на себя страшный таранный удар, по всему фронту вспучилась колышущаяся живая масса. Несколько распятых на копьях монгольских всадников взмыли вверх и опрокинулись за головы пехоты, падая во второй и третий ряды.
Задние шеренги, создавая опорное давление, теснили спины передних воинов, однако их отчаянные усилия были тщетны… Неумолимая сила сминала людей в малоподвижный живой пласт. Медленно сдвигала ряды назад, ломая боевой порядок, валя пеших воинов на спины и топча их ещё живыми.
…А чуть раньше столкнулись два конных отряда. И пыль, поднятая копытами тысяч лошадей, наползла на это месиво. Полупрозрачной дымкой ненадолго скрыла в себе разразившуюся бойню.
Непосредственно перед сшибкой монголы успели сделать пару залпов из луков, опрокинув наземь многих из нападавших. Однако никакого перевеса в схватке им это не принесло. Вражеская конница была намного больше по численности, да и, судя по натиску, решимости у её всадников было хоть отбавляй. Когда пыль начала рассеиваться, Хасанбек увидел, как чужаки начинают теснить ордынцев, постепенно охватывая их по флангам.
…Между тем, яростный натиск монголов на рваные пехотные ряды также постепенно ослаб, сошёл на нет. С каждой минутой сражения росло сопротивление воинов задних рядов. Они постепенно подключались к схватке и создавали противодействие отступившим копейщикам передних шеренг, теснимых атакующим неприятелем.
Ордынская конница врезалась в плотную человеческую стену многочисленными клиньями в тех местах, где образовались бреши…
И увязла.
Пехотинцы, понукаемые яростными криками своих командиров, опомнились и начали действовать более согласованно. Вот уже в ход пошли копья с крючьями и страшные китайские алебарды, именуемые «лунными ножами». Всадников выдёргивали из сёдел, и они валились наземь, под ноги людей и лошадей. Редко кому удавалось вновь подняться. Алебарды подрубали коням ноги, вспарывали животы. И тут уже совершенно бесполезными оказывались тяжёлые доспехи, они только мешали двигаться и просто отсрочивали неминуемую кончину.
Воспрянувший духом неприятель затягивал прорывы в обороне. Израненные воины, уцелевшие после натиска атакующей монгольской лавы, отходили в глубь строя; их тотчас же сменяло свежее подкрепление из тыловых шеренг…
И вот тут-то наступил заветный долгожданный миг.
Прозвучал гортанный выкрик темника Хубилая, что вёл в атаку первую лаву. После этого сигнала, многократно повторенного по цепочке вправо и влево, монголы дико заверещали и принялись разворачивать коней.
Хасанбек наконец-то дождался мнимого отступления, загодя спланированного монгольскими военачальниками. Хотя слева, там, где многочисленные неприятельские конники окружали ордынцев, ни о какой имитации бегства речи не шло — монголы отступали по-настоящему, из последних сил сдерживая натиск по фронту и с флангов. И, лишь заслышав тайный сигнал к бегству, поворотили коней назад.
