Но заметим, теперь ей не придется выдерживать споры с матерью. Джози с трудом запихнула свою сумку в верхний багажный отсек, надеясь, что не повредила при этом обильный накладной декор на фарфоровой посуде, и плюхнулась на свободное сиденье. Подумала, хорошо ли смыла кошачий корм с памятной свадебной тарелки — подарка тети Фриды.
Ее спутник, казалось, обратил слишком мало внимания на взлет, из-за которого было столько суеты, однако его глаза заметно оживились, когда Грампи, ответственная за полет, появилась в проходе, звеня тележкой с напитками.
— Двойное виски, — сказал он после того, как Джози вручили теплую пластиковую бутылку с «Родниковой водой естественного газирования из Долины ледников». Что значит «естественного газирования»? Эта вода производится явно не в Долине ледников. Может, кто-то выпусти в нее свои газы? И почему она тоже не взяла двойное виски? Потому, что она не хочет появиться в Нью-Йорке обезвоженной и с распухшими до гиппопотамьих размеров ногами, вот почему. Джози открыла бутылку и попробовала воду, сделав большой глоток. Тоже мне вода из ледникового ручья! Комариная моча, вот что это такое. Человек-В-Ее-Кресле отвлекся от своего диска и перелил виски, сделав один стакан из двух.
Джози скосила глаза в его сторону:
— Боитесь летать?
— Ужасно. — Он лизнул край стакана. — Надеюсь, мне никогда не придется готовить программы о путешествиях. Хотя на самом деле, — он чокнулся с воображаемым собеседником, — причина в том, что со мной развелась жена и мне плохо без нее. — Он грустно улыбнулся, и Джози заметила, что без проводов и наушников он был даже ничего себе. — Окончательное постановление суда вместе со счетом от адвоката пришло как раз когда я собирался ехать в аэропорт.
— Сочувствую вам.
— Я сам себе сочувствую, — сказал он. — Столько времени прошло, я думал, что мне будет все равно. Почему же мне все еще больно?
— Всегда больно, когда тебя бросают. И когда приходится отпускать близкого человека. — Джози неохотно сделала второй глоток. — Со временем будет легче.
— Похоже, у вас есть собственный опыт.
— Что есть, то есть. Из кожи вон лезла, чтобы ему угодить, покупала ему белье, была домохозяйкой в престижном доме с четырьмя спальнями — и все для того, чтобы оказаться в убогой квартирке на окраине Кэмдена.
Он нахмурился:
— Похоже, вас это все еще задевает.
— Уже нет, — ответила она, и до нее вдруг дошло, что это и в самом деле так. Ее разговор с Дэмиеном накануне — это ведь доказательство того, что она больше не щепочка, которую крутит и бросает в водовороте его эмоций. У нее у самой достаточно эмоций, чтобы крутиться, как уж на сковородке. Наверное, это хороший знак.
— Итак, мы друзья по несчастью. — Он поднял свой бокал, чтобы чокнуться с ней. — Меня зовут Мэт Джарвис. За нас, за разведенных!
— Джози Флинн, — коснулась она бутылкой его бокала.
— И что же такое может произойти в добрых старых американских штатах, Джози Флинн, ради чего стоит туда лететь?
— Свадьба Марты, — ответила она. — Это моя двоюродная сестра. Тридцати четырех лет, замуж выходит первый раз, по характеру закоренелая оптимистка.
— Наивная, должно быть, девица.
— Да нет. Просто она убеждена, что встретила Того Единственного.
— Редкое счастье.
Джози пожала плечами:
— Я буду подружкой невесты.
Мэт снисходительно ухмыльнулся.
— Не вижу ничего смешного. Хотя я уже и не думала, что кто-то позовет меня в подружки на свадьбу. Последний раз это случилось со мной в семь лет, и на мне было платье из желтого шифона. Меня тогда отшлепали, потому что, когда делали фотографии, я возилась в грязи на церковном дворе и на мои новые атласные туфельки налипли комья глины.
— А в этот раз что на вас будет?
Уголки рта Джози грустно опустились:
— Платье из сиреневого шифона.
Мэт закусил губу, чтобы не улыбнуться:
— Как же изменчива мода, во всяком случае, платья подружек невесты!
— Оно очень красивое, — протестующе заметила она. — Плохо, конечно, что сейчас февраль, ведь оно без рукавов. И без бретелек. И спина вся открыта.
— Да, очень красиво…
Джози бросила на него свирепый взгляд:
— А вам зачем в Америку?
— По работе. Я музыкальный обозреватель журнала «Sax’n’Drums and Rock’n’Roll». Приближается двадцатая годовщина смерти Джона Леннона[1], и мы готовим специальный выпуск. Меня откомандировали взять интервью у «новых битлов», которое пойдет на целый журнальный разворот. — Он презрительно-насмешливо поднял брови.
— Могу себе представить… — сказала Джози.
— Можете представить? Представить, что горстку неотесанных бесталанных юнцов в бейсболках, вытанцовывающих под свою музыку, можно поставить в один ряд с человеком, который в одиночку изменил лицо всей рок-н-ролльной музыки?
— Разве Пол Маккартни ему не помогал?
Мэт нахмурился и уставился на нее с отвращением.
— Что, совсем? А Элвис Пресли? Разве он не внес свой вклад? По-моему, он в то время был очень популярен.
— Никто из них по гениальности не идет ни в какое сравнение с Джоном.
— Вот как. — В ней, казалось, вновь проснулся интерес к воде из Долины ледников. — Вы, похоже, его фанат.
Он кивнул и поискал глазами ответственную за полет.
— А вы, видно, нет.
— Мне больше нравились такие рок-певцы, у которых был элемент театральности, например Дэвид Эссекс, или близкие к фольклору, как Дэвид Кэссиди. Хотя больше всего по душе были поп-певцы, например Дэвид Соул.
— Дэвид Соул?
— Знаю, что, по-вашему, это примитивно, — лицо Джози скривилось в извиняющейся улыбке, — но я была подростком, и мои вкусы тогда еще не устоялись. Немного повзрослев, считая себя утонченным ценителем, я переключилась на Дэвида Боуи. Да и какое это имеет значение? Разве если бы я с самого начала любила Джона Леннона, Пола Маккартни, Джорджа Харрисона, Ринго Старра и Дэвида Боуи, то вся моя жизнь сложилась бы иначе?
Дэвид, Дэвид, Дэвид… Наверное, ей надо было выйти замуж за Дэвида, а не за Дэмиена, может быть, тогда ее жизнь и в самом деле сложилась бы иначе. Может быть, тогда она больше внимания уделяла бы серьезным фильмам, а не прыщавым юнцам, пристававшим к ней с поцелуями в последнем ряду кинотеатра. Она и имен-то их уже не помнила, все они растаяли в дымке прошлого; возможно, одного из них и звали Клайв и он носил шарф, ездил на «Аллегро» и на конкурсе женихов получил голос ее матери. Да, если бы при первой же встрече с Дэмиеном она убежала от него за километр, возможно, тогда она бы жила себе поживала с парочкой херувимчиков-детишек, а не была бы разведенной женой, и ей не приходилось бы зарабатывать себе на весьма скудное существование, обучая скучающих лоботрясов информационным технологиям и бизнесу в обветшавшем колледже Кэмдена. Возможно, и в самом деле с Дэвидом ее жизнь могла бы быть похожей на сказку. Но ее Прекрасного Царевича Дэмиена нашли целующимся с другой женщиной, в результате чего он в ослепительных всполохах света превратился обратно в мерзкую Лягушку.
