– Неправда! – вспыхнул Митт. – Не любит она меня, просто использовать задумала! У нее была цель!
– Что касается этого, – возразил Алк, пока парень вставлял золотые запонки в его манжеты, – ты и сам не очень-то старался завоевать ее любовь. К тому же у каждого поступка есть цель. Это совершенно естественно.
– Ну и с какой же целью вы меня поддерживаете? – спросил Митт.
– Это очень просто. Я не выношу страдания, пусть и чужие, и ненавижу тайны. С первого взгляда на твое лицо любой заметил бы, что с тобой творится неладное. А когда подбадриваешь человека, часто узнаешь важные вещи. Это я понял, еще когда расследовал убийства, будучи законником.
Митт вздрогнул и чуть не выронил запонку. Он знал, что Алк наверняка заметил это, но тот сделал вид, будто все нормально, и лишь спросил:
– Хочешь, я поговорю с графиней?
– Нет смысла. Это ничего не даст.
Все знали, что Алк никогда и ни в чем не пойдет против супруги. Митт отвернулся и взял с кресла широченные парчовые панталоны.
– Знаете, мне бы не хотелось больше обсуждать это, – сказал он, держа штаны на весу перед графом.
– Вижу. Но мне кажется, тебе все же следует договорить.
Митт упрямо промолчал, застегивая штаны на необъятной талии Алка, а затем подхватил с другого кресла огромный вышитый камзол и поднял его. Граф-изобретатель завел назад руки и попятился. В этот момент он казался очень похожим на медведя.
– Ты точно не хочешь ничего больше сказать?
– Нет. Только задать один вопрос. – Митт решил сменить тему. – Существует ли Единый на самом деле?
Алк удивленно развернулся к нему, забыв о камзоле.
– Я имею в виду, – продолжал Митт, – что никогда не слышал ни о нем, ни о половине других Бессмертных, пока не попал сюда. У нас, на Юге, не так уж много думают о Бессмертных. А вы верите в кого-нибудь из них? – Он обошел вокруг Алка и натянул камзол ему на плечи, потом присел на корточки, чтобы помочь обуться.
– Верю ли я в Единого… – повторил Алк и сунул ногу в правый башмак. – Трудно было бы не верить в него здесь, в Аберате, да еще в это время года, но… – Он сунул ногу в левый башмак и пару раз притопнул, задумчиво глядя перед собой. – Ну, скажем так. Я верил в мои машины, когда они существовали всего лишь как неясный образ в моей голове и я не мог ни прикоснуться к ним, ни увидеть их. Кто может сказать, что Единый не настолько же реален, какими машины были у меня в воображении, или не настолько реален, какими они сделались теперь? – Он подергал пряжку под горлом, чтобы убедиться, что Митт хорошо застегнул ее, и затопотал к двери. – Идем?
Ужин подавали в большом зале. Митт вдруг сообразил, что ему предстоит прислуживать за столом Киалану. А сейчас это было бы выше его сил.
– Мне нужно почистить снаряжение и собрать вещи, – сказал он. – Завтра я уезжаю в Аденмаут.
– Собрать вещи? – переспросил граф, резко повернувшись в дверях, и снова окинул Митта тяжелым взглядом. – В таком случае я позабочусь о том, чтобы тебя не забыли покормить, – добавил он. – Похоже, теперь я взял верный след. И мне он не нравится. Мне он не нравится даже больше, чем тебе. Мы еще поговорим. А пока смотри не наделай глупостей.
2
Митт отправился в Аденмаут, так и не увидевшись больше с Алком. Судя по всему, графиня дала на этот счет строгие и недвусмысленные распоряжения. Митта разбудили на рассвете, накормили, и с первыми лучами солнца он уже был на конюшне, где его дожидался десятник дружины в чрезвычайно дурном настроении. Митт вздохнул и принялся проверять все застежки, сумки и пуговицы, а затем внимательно осмотрел каждое колечко и скрепу на сбруе. У него была идея повесить перевязь с мечом на один гвоздь в конюшне, а кинжал на другой и, уезжая, «забыть» их, якобы случайно. Но теперь, когда рядом с ним стоял сердитый десятник, нечего было и думать об этом.
– Я не допущу, чтобы ты опозорил меня перед этим жалким Аденмаутом, – сказал дружинник, когда Митт запрыгнул в седло.
Митт втайне понадеялся, что его мерин попытается укусить десятника, как поступал со всеми остальными, но у того, видно, тоже не хватило духу связываться с солдатом.
– Тогда ты зря не позволил мне взять ружье, – произнес Митт. – С ружьем я обращаться умею. А вот с мечом опозорю тебя наверняка.
Ему, наверное, было бы гораздо легче застрелить эту самую Норет издалека, чем подбираться к ней вплотную с мечом. Но эта мысль умерла, едва он взглянул в лицо десятнику.
– Ох, парень, не пори ерунды! Ружья ввозятся сюда контрабандой с Юга. Неужели ты думаешь, я доверю тебе такую дорогую вещь? И выпрямись! Ты сидишь на лошади, как куль с мукой!
Митт сердито выпрямился и направил лошадь к воротам. Он умел и стрелять из ружья, и ухаживать за ним. Во всем Дейлмарке не было ружей лучше тех, что делал Хобин, его отчим. Но похоже, убедить в этом десятника невозможно.
– Да, командир. – И добавил, энергично взмахнув рукой в перчатке: – Счастливо оставаться, командир, – правда, когда уже отъехал настолько, что дружинник не смог бы до него дотянуться.
Митт проехал рысью по улицам города, густо разубранным для праздника, который ему придется пропустить, и поднялся на вершину утеса. Отсюда солнце казалось золотым глазом в щелке меж приоткрытыми тяжелыми серыми веками моря и неба. Далеко внизу виднелись крыши бесчисленных лодочных сараев. В одном из них хранилась разбитая прогулочная яхта, на которой они – Митт, Хильди, Йинен и Навис приплыли сюда. Яхта Йинена. А графиня, получается, еще тогда, когда они только прибыли, начала строить свои коварные планы. И именно это, понял Митт, больше всего злило его в сложившихся обстоятельствах. Он понял и еще одну странную вещь: гнев словно пробил те стены, которые, как ему казалось вчера, окружали его со всех сторон, и породил неясную, но ощутимую надежду. Надо увидеться с Нависом. Навис, отец Йинена, человек невероятно хладнокровный и обязательно что-нибудь придумает. И ему не привыкать разбираться с заговорами графов, ведь он сам – сын графа.
От Нависа мысли Митта перекинулись к Йинену. Погрузившись в размышления, Митт ехал между морем и полями на склонах холмов. Множество крестьян поднимались к полям – они шли косить, хотя уже начался праздничный день. А Йинен… Митт восхищался мальчишкой, хоть тот и был младше. Йинен… он надежный, да, это самое подходящее слово. А вот его сестра Хильди…
Сначала Навис, а за ним и Йинен покинули Аберат, а Хильди и Митт вместе пробыли там еще месяц, пока законотолковательница графини учила девочку законам, геометрии, истории и древним письменам, чтобы та могла сдать вступительные экзамены в прославленную законоведческую школу в Гардейле. Если она поступит, сказала Хильди Митту, ей всегда удастся заработать себе на жизнь. На Севере никто не пользовался таким почтением, как законоведы. Хильди пыталась опекать Митта, но не слишком. Да и то лишь потому, что Митт, наряду со всеми прочими обязанностями дружинника-ученика, изо всех сил старался овладеть искусством чтения и письма.
