— Ты ничего не понимаешь. Если мы не хотим потерять страну, нам нужно думать и действовать, — ответила та, показывая рукой на облицованные двери, венецианские зеркала, пожилых слуг в белых париках. — Ничего в этой жизни не бывает так просто. Можно быть богатым и в один момент потерять все. Колеса жизни крутим мы сами. Разве ты не видишь, что Россия движется к пропасти? Сейчас мы словно находимся на корабле, который плывет по бурному морю. У нас слабый и нерешительный капитан, слушающий только свою жену, в которой течет немецкая кровь, она принадлежит к тому народу, с которым мы ведем войну.
— Екатерина Вторая тоже была немецкой принцессой, — ответила Ксения. — Боже, Софья, какой ты бываешь нудной! Можно подумать, что я защищаю императрицу, которую не люблю не меньше твоего. К счастью, великие княгини симпатичнее, чем их мать.
— Хотелось бы верить, но все-таки я предпочитаю оставаться при своем мнении.
— Ты просто завидуешь, потому что в отличие от меня с ними не знакома.
— Вовсе нет! — возразила Софья, но Ксения знала, что ударила подругу по больному месту.
Однажды, когда она была в госпитале, великая княгиня Ольга Николаевна со своей младшей сестрой Татьяной тоже пришли туда и, переодевшись в серую униформу и белые косынки сестер милосердия, проработали два часа. Несмотря на то что они были старше Ксении на несколько лет, она представилась им. Злясь на себя за застенчивость, Ксения сделала реверанс, после чего принялась отвечать на их вопросы. Знатные сестры смотрели открыто, улыбались непринужденно, правда, Татьяна казалась высокомерной. Они посмеялись над несколькими смешными ситуациями, происшедшими возле коек раненых. Когда Ксения рассказала про этот случай Софье, девушка, симпатизирующая социалистическим идеям, потребовала описать массу деталей, свидетельствующих о поведении великих княгинь, их манерах, характерах и деталях одежды.
— Я тоже читаю газеты, — продолжила Ксения, заметив появление молодого человека в мундире офицера Пажеского корпуса. — Я не глухая и не слепая, как ты обо мне думаешь, но мне гораздо интереснее, что расскажет наш дорогой Сергей, чем слушать твои унылые новости. Прошу, не порть мне вечер своим мрачным настроением. Сегодня я хочу развлекаться.
— В таком случае всегда к вашим услугам, Ксения Федоровна, — заявил молодой человек, склонив стянутую воротом кителя шею. — Примите мои поздравления. Сегодня вы выглядите еще веселее, чем тогда, когда я видел вас в последний раз.
— А где же Игорь? — с невинным видом спросила Софья, словно собираясь таким образом отомстить подруге за уязвленное самолюбие. — Если не ошибаюсь, ты говорила, что сегодня он будет с нами.
Ксения поднялась.
— Бедняжка сегодня утром уехал на фронт. Он так расстроился, что не сможет быть сегодня здесь. Кстати, Софья, у тебя рот испачкан шоколадом. Идемте, Сережа, сегодня мой праздник, и я хочу танцевать.
Нина Петровна смотрела, как заразительно смеется и шутит ее дочь вместе с сыном одной из своих лучших подруг. Наклонившись к Ксении, Сергей не сводил с нее глаз. Девушка, казалось, была искренне счастлива. Несмотря на то что Нина Петровна считала поведение дочери несколько вызывающим, она не могла ни в чем ее упрекнуть.
За последнее время Ксения сильно выросла. Стройная высокая девушка с серыми глазами обещала стать красавицей на радость родителям, если бы не ее сложный раздражительный характер. К счастью, приступы раздражения проходили быстро, как летние грозы, и когда Ксения считала себя неправой, то всегда просила прощения. Она была открытой и искренней, способной на дружбу, не умела скрывать чувства, что не мешало беседовать с ней на тему будущей семейной жизни. Так думала ее мать.
— Ваша дочь, дорогая графиня, становится настоящей красавицей, но с вами ей все равно никогда не сравниться, — прошептали ей на ухо по-французски, а на обнаженное плечо легла рука.
Нина закрыла глаза, вдыхая знакомый яблочный запах Федора Сергеевича, и задышала в такт дыханию мужа. Став его супругой в возрасте восемнадцати лет, она никогда не смотрела на их совместную жизнь сквозь розовые очки, так как знала, что после первых страстных месяцев большинство браков становятся пустыми, как ракушки. По счастью, появляющееся с течением времени безразличие, убивающее чувства, их паре оказалось абсолютно несвойственно. Достаточно было Нине увидеть Федора, и счастье наполняло ее с головы до ног. Безусловная любовь мужа стала для нее источником, из которого она черпала силы. Именно любовь помогла ей вынести все испытания, которые приносила жизнь: рождение мертвого ребенка спустя два года после рождения Ксении, еще один выкидыш через год и, наконец, гибель двух братьев в болотах Танненберга.
Нина Петровна боялась, что у них никогда не будет большой семьи, о которой мечтал муж. Она хотела быть достойной его, боялась разочаровать. Если люди, граждане, обязаны выполнять свой долг перед царем и Россией, то супруги должны служить опорой друг для друга и не только давать детям жизнь, но и передавать душу рода из поколения в поколение. Как всегда, Федор Сергеевич утешал ее, говоря, что все в руках Божьих. Разве не надо ему верить? Тем не менее, лежа в ночной пустоте их дома в Крыму, где она провела несколько месяцев, оправляясь после неудачной беременности и думая, что муж жалеет, что она так и не смогла подарить ему наследника, Нина Петровна испытывала жалость пополам со стыдом.
Женщина тихонько положила руку на живот. Вечером, когда закончится праздник, она признается, что опять ждет ребенка. Лицо мужа просветлеет, в этом не было никаких сомнений, он обязательно наклонится, чтобы поцеловать ее руку, станет умолять соблюдать осторожность, не переутомляться. Он будет разрываться между радостью и озабоченностью. Как и любой офицер, Федор Сергеевич не боялся идти навстречу опасности, однако рождение ребенка всегда было для него испытанием пострашнее артиллерийского огня.
Осолин подошел к креслу и, взяв супругу за руку, сел рядом. Нина разволновалась, еще раз убедившись в том, что он никогда не боялся демонстрировать при посторонних чувства, связывавшие его с женой.
— Я так хотела бы, чтобы она была счастлива, — прошептала она. — Разве наша дочь не имеет на это права? Ей только нужно научиться обуздывать свой фрондерский нрав. Ксения очень похожа на маленькую революционерку.
— Не говори о плохом. Я начинаю бояться худшего. Думаю, тебе и детям стоит уехать в Ялту, не дожидаясь весны. Там вам будет спокойнее.
— Я не хочу расставаться с тобой. Я нужна тебе.
Муж провел мизинцем по ее руке и грустно улыбнулся.
— Мне нравится, когда ты рядом. Я благодарен небесам за каждый день, проведенный вместе с тобой. Но нужно быть разумными. Многие уже уехали на Кавказ или в Крым. Почему ты упрямишься?
— Давай сменим тему, — попросила она с бьющимся сердцем. — Когда ты рядом, мы в безопасности. Поедем через несколько месяцев, как обычно.
Она искренне считала, что хочет быть рядом с ним. Но была еще одна причина, о которой она пока не осмеливалась сказать. Нине Петровне был нужен абсолютный покой до самых родов. Врач настоятельно не рекомендовал ей ехать в Ялту на поезде. Передвижения противопоказаны для тех, кто уже потерял нескольких детей. Желая подарить мужу наследника, Нина Петровна решила буквально следовать предписаниям врача. Она хотела этого ребенка с необъяснимым упрямством, словно смерть ее любимых братьев и всех неизвестных солдат накладывала на нее обязанность дать миру новую жизнь.
