Семью Вальрама это не смущало — пока что все сосредоточились на том, чтобы доставить с корабля на сушу ценный груз, двух их лошадей.
Как и большинство приплывших с ними шведов, Вальрам был коннозаводчиком. Кони из Дании считались лучшими — как скакуны, на которых воины отправлялись в бой, так и приземистые лошадки, в мирное время перевозившие грузы. Но сейчас эти две лошади казались запуганными. Поднявшись на борт корабля в Аггерсборге, Вальрам уложил их на бок и связал, с тех пор кони не вставали. Наверное, сейчас они еще больше боялись оступиться, чем Гуннора. Лошади ринулись к суше, и Гунгильда подхватила на руки Дювелину, чтобы малышка не попала под копыта. Животные заржали, и Вальрам с облегчением рассмеялся. Это был последний раз, когда Гуннора слышала смех своего отца, последний раз удивлялась наречию шведов, в последний раз смотрела на лошадей, не думая о крови. Едва сойдя на песчаный берег, кони остановились, встали на дыбы и тряхнули гривами. Только теперь Гуннора увидела, что их так напугало. Издалека приближались всадники — всадники с оружием, — и они неслись прямо на берег.
— Кто это? — спросила она.
Девушка попыталась разглядеть их, но ее слепил солнечный свет.
— Не знаю…
Ей показалось или голос Гунгильды дрогнул?
Как бы то ни было, женщина поспешно передала ей младшую дочь.
— Ждите здесь! — приказала она.
Вальрам попытался успокоить лошадей, и, хотя животные продолжали ржать, он сумел взять их под уздцы и подвести к жене.
— Это твоя семья? — спросила Гуннора.
Некоторые их родственники уже довольно давно жили в Нормандии. Вальрам надеялся, что можно будет остановиться у них на первое время. Но родня не знала о его прибытии, к тому же они были не настолько богаты, чтобы купить столько лошадей… и оружие.
Вальрам последовал за Гунгильдой.
— Нужно поговорить с ними!
Дочери остались на берегу, а Гунгильда и Вальрам с лошадьми в поводу направились к всадникам. Кони все еще ржали, закатывая глаза. Они испугались незнакомых лошадей? Или всадников? Или этого сладковатого запаха?
Да, теперь в воздухе уже не чувствовалась гнилостная вонь застоявшейся воды, пахло… чем-то сладким.
От волнения Гуннора не обратила на это внимания, как не подумала она и о том, почему их никто не встретил и не помог разгрузить корабль, а ведь неподалеку от причала находилась небольшая деревушка. Гуннора настолько обрадовалась тому, что приехала сюда целой и невредимой, что засмотрелась вокруг, выискивая цветы и колосья, а на дома так и не посмотрела. Теперь же ее взгляд обратился к деревне, и она увидела, что у домов лежат люди… И не спят, а… разлагаются.
Прежде чем Гуннора успела что-то сказать, ее мать завопила:
— Бегите! Бегите прочь!
Гунгильда побежала — но она не пыталась спастись. Женщина устремилась к своему мужу. Рядом с двумя лошадьми он казался таким маленьким. А вот всадники, обнажившие оружие, — огромными.
— Бегите! — вновь крикнула она.
Однако Гуннора замерла, она не могла двинуться с места. Вивея, ухватившись за руку Сейнфреды, расплакалась, а Дювелина вцепилась в юбку Гунноры.
«Я старшая, я должна позаботиться о них», — пронеслось у нее в голове.
Она могла думать, но не шевелиться. Остолбенев, она смотрела, как всадники галопом несутся к ее отцу. Он отпустил лошадей и поднял руки, призывая нападавших остановиться, но один из всадников замахнулся мечом. Лезвие сверкнуло на солнце и обрушилось на северянина. Все произошло так быстро, что Гуннора увидела только, как ее отец повалился на колени, а его отрубленная голова откатилась в сторону. Песок окрасился алым.
Гуннора все еще могла думать, но теперь она ничего не чувствовала. И не двигалась. Она не шелохнулась даже тогда, когда сзади поднялась паника. Шведы закричали и бросились врассыпную, но им перекрыли пути к отступлению: со всех сторон неслись всадники, обезглавливали переселенцев, разрубали тела пополам, пробивали им грудь копьями.
Теперь уже и вода стала красной, словно впереди раскинулось целое море крови.
Сейнфреда дернула сестру за руку. Ее глаза широко распахнулись, лицо побледнело, стало такого же цвета, как и волосы. В голову Гунноре пришла странная мысль — когда Сейнфреду разрубят мечом, потечет не алая, а белая кровь, белая, точно морская пена…
Но Сейнфреду не должны разрубить! Как и Вивею, и Дювелину, и ее саму!
— Бегите! Беги… — Крик матери оборвался.
Ее тело пронзило копье, и женщина повалилась на землю.
На этот раз Гуннора повиновалась ее приказу. Она помчалась к сходням, подальше от всадников и убитых. Вдалеке показалась рощица, но деревьев там было недостаточно, чтобы спрятаться. Да и добежать туда не получится. Девушка почувствовала подступающее отчаяние.
— Лодка, Гуннора! Лодка!
Она едва разобрала слова сестры, но и сама увидела, как на зеленых волнах покачивается какая-то лодочка. Кивнув, девушка прыгнула в воду. Холод пронзил ее, словно ножом, но это было неважно. Одной рукой держа Дювелину, второй она перевернула лодку. Младшие сестры плакали.
Гунноре было нестерпимо холодно, но это было лучше, чем смерть, а лодка оставалась их единственной надеждой избежать опасности.
— Задержите дыхание!
Они с Сейнфредой и двумя малышками поднырнули под это шаткое укрытие. Теперь вода казалась уже не зеленой, а черной. Дювелина перестала плакать. Все точно оцепенели от холода и страха. Гуннора смотрела на Сейнфреду и думала, хватит ли тут на всех воздуха. Но это не продлится долго… И действительно, вскоре выживших, кроме сестер, не осталось.
Кожа Сейнфреды уже казалась не белой, а голубоватой. Чтобы не видеть этого, Гуннора закрыла глаза. Они дрожали, холод резал кожу, зубы стучали.
— Все кончилось? — спросила Сейнфреда.
— Тсс!
О борт лодки били волны, больше ничего не было слышно. Тут девушки могли стоять, но дно оказалось не песчаным, как берег, а илистым. Гуннора выглянула в щель между досками. Мертвых отсюда не было видно, зато она рассмотрела одного из убийц. Он спешился и, сжимая меч в руке, прошелся по берегу, пытаясь найти выживших. Его лицо было не из плоти и крови, а выковано из железа! Гуннора зажмурилась от страха, но затем поняла, что на нападавшем — шлем с бронзовым забралом, сделанным в форме человеческого лица. Верх шлема был укреплен железными пластинами. Еще на нем была кольчуга с длинными рукавами, она серебристо поблескивала на солнце. И только крест на его груди был из дерева и не блестел.
Гуннора не знала, норманн он или франк, отец часто говорил, что эти два народа здесь перемешались. Не знала она и того, почему этот мужчина и его спутники убили переселенцев из Дании и Швеции и всех торговцев, которым принадлежали корабли. Как и тех, кто приплыл сюда в последние дни. Гуннора знала лишь, что этот тип был христианином, и либо он убьет ее, либо она его.
