— Это весьма романтическая идея, сэр, — произнес Гриффин наконец.
— Весьма романтическая идея, значит… Но вы в нее не верите, — сделал вывод Рейнольдс. — Предполагаю, что вы здесь из-за денег, как и все прочие. Но скажите, почему вы так стремились попасть на «Аннаван»? На любом другом судне платят ровно столько же или даже больше, и условия там не такие опасные.
Гриффин, который, похоже, чувствовал себя все более неловко, выдохнул воздух, тут же превратившийся в кристаллики, и несколько секунд обдумывал ответ.
— Я должен был наняться на судно, где мне не было бы гарантировано возвращение, сэр, — наконец выдавил он.
Рейнольдс не мог скрыть замешательства. Он вспомнил объявление о найме команды, которое Макреди опубликовал в нескольких нью-йоркских газетах и от которого у него самого все внутри холодело:
Требуются люди для путешествия в Антарктиду с целью отыскать проход к центру Земли. Условия опасные: предельный холод и постоянный риск. Благополучное возвращение не гарантируется. В случае успеха — почет, признательность и щедрая прибавка к жалованью.
— Вот уж не думал, что для кого-то это может стать приманкой, — сказал Рейнольдс.
До сих пор он считал, что не слишком отличается от прочих смертных и что всех, кто отправился в плавание на «Аннаване», привлекла последняя фраза объявления. Но, оказывается, этого тщедушного матроса заинтересовала как раз предпоследняя. Похоже, пути человеческого сердца так же неисповедимы, как пути Господни. Гриффин пожал плечами и молча продолжил путь, пока испытующий взгляд Рейнольдса не вынудил его сделать некоторое добавление.
— Я не знаю, почему завербовались остальные, сэр, — признался он, по-прежнему глядя прямо перед собой, — я же сделал это, чтобы избавиться от одной женщины. По крайней мере на время.
— Чтобы избавиться от женщины? — переспросил Рейнольдс, еще больше заинтригованный.
Матрос горестно вздохнул.
— Я ухаживал за девушкой, а четыре с лишним месяца назад выяснил, что, оказывается, обещал на ней жениться. Как это вышло, до сих пор ума не приложу. — Гриффин, похожее, грустно улыбнулся из-под нескольких слоев ткани, закрывавших его лицо. — Но я пока не собираюсь жениться. Мне всего тридцать два года, сэр! Я еще многого не видел в этой жизни!
Рейнольдс изобразил на лице понимание.
— На следующий день после помолвки, — продолжил матрос, — я отправился в порт и нанялся в эту экспедицию. Терпеть не могу холод, но, как я уже сказал, «Аннаван» был единственным судном, где возвращение не гарантировали. На его борту я располагал бы достаточным временем, чтобы решить, что же в действительности я хочу сделать со своей жизнью.
— Понимаю, — сказал Рейнольдс, хотя абсолютно ничего не понял. — А что же она? — спросил он, уверенный, что девушка конечно же разорвала помолвку с человеком, который перед свадьбой счел уместным отправиться в самоубийственное путешествие.
— Как вы можете предположить, ее не слишком обрадовало то, что наша свадьба неожиданно откладывается на месяцы или даже годы, но она оценила мою… мою страсть к приключениям.
— Понимаю, — повторил Рейнольдс.
Гриффин едва заметно кивнул, благодаря за поддержку, и, словно спохватившись, что безответственно растратил большую часть запаса слов, отпущенных на этот поход, дал понять, что разговор окончен. Они молча шагали рядом, словно два монаха, прогуливающихся по монастырской галерее, а между тем вокруг, как на грех, начал сгущаться туман, и мороз, похоже, усилился.
Стараясь не обращать на это внимания, Рейнольдс стал вспоминать падение странной машины. Не знаю, что думаете вы, но если бы я был на месте Рейнольдса, то мне это тоже показалось бы в высшей степени любопытным: оно произошло именно тогда, когда они находились здесь, словно бы по заказу. Если бы их судно не застряло во льдах, никто бы не увидел этот аппарат, и тогда его пилот, если он действительно кем-то управлялся, умер бы без свидетелей, а перед смертью тщетно протягивал бы руку, взывая о помощи. Рейнольдс задумался, какая страна может обладать научными знаниями, необходимыми, чтобы создать подобное устройство, но тут же одернул себя. Нет смысла гадать. Через какой-то час или даже раньше все выяснится само собой, решил он и переключил внимание на величественную красоту пейзажа, на безукоризненную и неисчерпаемую белизну, окружавшую их со всех сторон и напоминавшую мрамор, из какого строят дворцы. Любуясь причудливой ледовой архитектурой, он отдавал себе отчет в том, что если бы мог увидеть сверху, с птичьего полета, — как могу я — этот тягостный ландшафт при свете блеклого бесконечного дня, перед ним предстала бы картина из сна или из сказок — огромное пространство, рассеченное цепочкой муравьев, упрямо шагающих вперед, не обращая внимания на красоту мира, в котором они существуют. И, продолжая свои мимолетные размышления, которым, как вы вскоре убедитесь, наш путешественник любил предаваться, Рейнольдс заключил: ирония состоит в том, что те же самые причины, которые наделяют красотой окружающий пейзаж, могут в конце концов погубить всех их. Однако же разве природа не выставляет напоказ свое великолепие с простодушием красавицы, не ведающей, что, для того чтобы восхищаться ею, мужчинам иногда приходится жертвовать жизнью?
Несмотря на сгущавшийся туман, они быстро заметили аппарат. То, что упало с небес, зловеще вырисовывалось вдалеке, словно маяк, направляющий их движение. И когда наконец они достигли места катастрофы, им стало ясно, что действительно это был никакой не метеорит, а некое летающее устройство, хотя и не похожее ни на что виденное ими раньше. Размером оно было с огромный экипаж, только округлое и плоское, как монета. Аппарат, похоже, не получил повреждений при падении, однако от удара лед в радиусе по меньшей мере тридцати метров растрескался, из-за чего им пришлось пробираться к нему со всеми предосторожностями, чтобы не провалиться. Аппарат сделан из блестящего полированного материала. На его гладкой поверхности, напоминавшей дельфинью шкуру, не было никаких признаков дверцы или люка, а может, их просто невозможно было различить в силу как раз этой гладкости. Единственным, что нарушало сверкающую округлость, были рельефные группы непонятных знаков, сделанных, по-видимому, из того же материала, что и аппарат, и испускавших слабое красноватое сияние.
— Кто-нибудь может мне сказать, что это за чертовщина? — спросил Макреди, пытливо вглядываясь в окружавшие его лица.
Никто не ответил, да капитан и не ждал ответа. Все завороженно глядели на сверкающую поверхность аппарата, где наряду с гроздями облаков, украсивших небо, и цепью гор отражались их недоуменные физиономии. Рейнольдс вгляделся в свое отражение, не узнавая себя. Он уже столько времени пользовался маленьким зеркальцем для бритья, разглядывая свое лицо по частям, казавшимся ему несовместимыми, что сейчас был поражен плачевным результатом, полученным от соединения всех их в одно целое. Спору нет, он был безукоризненно выбрит, однако его усталый и лихорадочный взгляд свидетельствовал о недосыпании, а лицо сильно осунулось.
