Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
– Ух, теплая… Сейчас бы холодненькой. Той, что у нас в местечке из колодца.
– Отобьем у Деникина Белый город, напьемся, – скалится командир разведки Ванька Крестов, усердно заматывая портянку.
– Напьемся… своей кровушкой напьемся, – вздыхает Зелен: – Что-то же за складами стихли, слышишь? Там же раньше стреляли…
– Слышу. Больше не палят – наша взяла, – покончив с портянкой и с натугой напялив сапог, заключает командир разведвзвода.
– Иди проверь. Только не один. Возьми из свеженьких, хватит им дрыхнуть.
– Это мы мигом, – обещает Крестов и, проверив, хорошо ли заправлен сапог, ныряет в кусты.
– Кузяев, Сокин, Пердяк, Губин, Коваленко – за мной! – доносится из темноты. Это Крестов поднимает красноармейцев в разведку.
Моисей, обхватив коленки, сидит на парусине. Ставить для командного пункта палатку не хватило времени. Да и дождей на Белогородчине не видели третью неделю. Палатку растянули на земле, бросили ящик с документами, навалили мешки денег вперемешку с патронами – и штаб готов. Подводы с провиантом замаскировали в акациях. Огня жечь Зелен опасался. Городок еще не был полностью взят, и деникинцы могли просочиться в лесок группами.
Без света и бумаги комиссар страдает, поскольку не может вести нужных подсчетов. В отличие от многих революционеров, Зелен к хозяйственным вопросам подходит с душой.
В темноте писать нельзя, но думать умному еврею темнота не мешает. Моисей сидит и прикидывает в уме: «Провиант остался, но разве это провиант. Получится пополнить запасы в городке или не получится? Деникинцы при отступлении обычно волокут его с, собой. Это же не люди, это белогвардейцы. Не заберут, так изгадят. Вечером я выдал по двести граммов хлеба и по пятьдесят сала. Кашу варили днем. Раз в сутки горячее бойцы получили. На ужин таки обошлись сухомяткой. Оставшегося, если вычесть убитых, на двое суток вполне может и хватить. Завтра людей надо покормить как положено. Наступление отнимает силы, аобессилевший боец, как говорит Крестов, мешок с какашками. И правильно говорит. Фуража осталось по ведру овса на лошадиную голову плюс подножный корм. Кони уже не сдохнут.
– Товарищ комиссар, там, мать-перемать, кошмар! – Иван Крестов выныривает из темноты с округлившимися от ужаса глазами.
Зелен вскакивает на ноги:
– Чего вылупился? Я тебе командир или поц моржовый?! Донеси по форме.
– Есть по форме. Сотня Епифанова лежит как один, – докладывает разведчик.
– Убитые? – Комиссар бледнеет. Это лучшая сотня из его отряда. На Епифанова Зелен надеется, как на себя.
– Не убитые, – переходит на шепот Крестов, – пьяные вдрызг.
– Что ты говоришь? Ты сам понимаешь, что говоришь?!
– На складах бочки спирта. Они и напились, – разводит руками Иван.
– А Епифанов что?
– Напился с ними, товарищ комиссар.
– И чего же ты сделал?
– Оставил мужиков их охранять. Не дай Бог, деникинцы – перережут, как кроликов. Но боюсь, и мои напьются.
– При чем же тут Бог? Ты не знаешь? Товарищ Ленин сказал – Бога нет.
– Да я так, к слову.
– Слова надо же выбирать, товарищ Крестов. Слово – это оружие нашей большевистской партии. Поднимай бойцов. Идем на склады. На месте разберемся.
Через десять минут семьсот красноармейцев выступают к складам. Разведчик не соврал. Сотня Епифанова валяется в пыли. Только с десяток из них могут шевелиться. Некоторые сидят на корточках и мычат.
– Скоты. Не люди, скоты! – бесится Зелен. – Погрузить всех, как падаль, в подводы. Проспятся, проведу дознание.
Пьяных начинают грузить.
– Где кони? Спрашиваю, кони где? Кони тоже напились?! – Молодой комиссар продолжает пребывать в бешенстве. Если бы в красноармейцах Епифанова осталось хоть немного сознания, он бы расстрелял их на месте. Но убивать мычащую скотину Моисею Зелену не позволяет партийная совесть.
– Кони за насыпью пасутся, – успокаивает комиссара разведчик.
В полночь отряд вступает в центр города Валуйки. Крестов обходит окрестные дома и устраивает бойцов на постой. Каменный терем попа Зелен забирает под штаб. В поповском дворе на подводах дрыхнет пьяная сотня Епифанова. Вокруг комиссар выставляет караул из десяти штыков. Самого Василия Андреевича он распоряжается положить под грушей на лавку. Утренняя прохлада понемногу отрезвляет бойцов, и они начинают шевелиться. Вампилов зевает, потягивается, свешивает с подводы ноги и пытается встать.
– Не двигаться! Стрелять буду! – слышит он окрик часового и удивленно таращится в сторону голоса. Мутный южнорусский рассвет вместе с похмельем туманит глаза.
– Ты чт-т-то, братец, с-с-своих не узнаешь.
Обычно Вампилов не заикается, но лошадиная доза спирта продолжает тормозить речь.
– Не двигайся, пристрелю, – повторяет караульный.
– Ты кто?
– Красноармеец Пердяк.
– Охренел, товарищ Пердяк? – возмущается Вампи лов и прыгает на землю.
Гремит выстрел. Пулеметчик удивленно смотрит на обидчика и заваливается навзничь.
Утром восемнадцатилетний комиссар Моисей Зелен во дворе поповского дома перед строем расстреливает из своего нагана командира сотни Василия Андреевича Епифанова. А ночью плачет.
Екатеринбург. 2000 год. Февраль
– Я тебя очень прошу, сначала навести Николая Спиридоновича, а потом делай что хочешь.
Наталья Андреевна, собиравшая грязную посуду, строго посмотрела на дочь. Марина посещала маленькую квартирку престарелого родственника каждый день. А вчера провожала подругу в Москву и пропустила.
– Мама, мне первую пару пропускать нельзя. Запишу лекцию Фролова, а после двенадцати навещу его. Он же все равно целый день дома, и почему ты всегда называешь своего дядю по отчеству?
– Потому что он на много меня старше и очень уважаемый человек… Хорошо. После двенадцати. Не забудь купить ему молока и баранок.
– Знаю, мама…
– Знаешь, и молодец. А сердиться на мать нельзя. Ничего с тобой не случится, если я лишний раз напомню. Николай Спиридонович помог тебя вырастить, а сейчас он совсем один. Старики особенно нуждаются во внимании. Доживешь до его лет, поймешь…
Марина хотела сказать, что до таких лет не доживет, но промолчала, надела пуховку, схватила рюкзачок, заменивший молодежи, по новой моде, портфель, и выбежала из дома. До института десять минут пешком, пока войдешь, поднимешься – еще минуты три. Времени оставалось в обрез.
Выходя по утрам на улицу, девушка видела одни и те же лица. На скамейке томились алкаши, опохмеляя пивом пересохшие за ночь глотки. Молоденькая соседка Галя обреченно катала в коляске малыша. Она родила без мужа и этого стеснялась. Пожилой дядька с первого этажа возился со своим стареньким «Москвичом», который никогда в мороз не заводился. А на углу, возле остановки, Марина неизменно встречала молодого человека, посматривающего на нее с мужским интересом. При встрече с ним Марина краснела, Но сегодня так торопилась, что покраснеть забыла.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
