Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
Раздвигая коротким столом ветки, подхожу ближе. Покойник лежит лицом вниз, практически в воде. Правая рука вытянута вперед. Посиневшие пальцы сжали мокрый корень. Воняет просто невыносимо – я натягиваю на лицо шейный платок, подхожу ближе.
От сладковатого запаха смерти начинает подташнивать. Не смертельно, но неприятно. Прежде чем осмотреть труп, прохожу вверх по ручью, вглядываясь в поросшие повядшей осокой берега. В одном месте на небольшом глинистом плесике вижу оплывший отпечаток рубчатой подошвы. Я никудышный следопыт, куда мне до Полторыпятки или, скажем, Шептуна, но тут все яснее ясного – погибший пришел с северо-востока, со стороны холмов. Он спустился в ложбину, возможно, попил воды, отдохнул вот тут, у упавшей сосны, переобулся, подлечился – в траве валяются грязная портянка и использованная бумажная упаковка от стерильного бинта, – потом встал, сделал пять-шесть шагов…
И умер.
От чего, почему? Это в общем-то не мое дело. Совсем не мое. Но из уважения к чужой смерти – и своей жизни – я возвращаюсь к покойнику, чтобы осмотреть его. На парне очень грязный и поношенный городской камуфляж и армейская разгрузка. Но рюкзак гражданский, дешевое китайское барахло, такими пользуются многие новички. И ботинки тоже обычные, кожаные туристические башмаки, жесткие и неудобные.
Почему этот парень так странно экипирован? Боюсь, этот вопрос останется без ответа, как и множество других.
По грязному рукаву мертвеца ползет улитка. На всякий случай оглядевшись, опускаюсь рядом с трупом на корточки и начинаю расстегивать клапан рюкзака. Я не мародер, но бросить добро рука не поднимается. Так, что тут у нас? Сверху лежит серый свитер крупной вязки, под ним пушистые шерстяные носки, брезентовый мешочек…
Вязкая, пузырящаяся масса ползет наружу, в нос бьет резкий химический запах, перебивающий трупную вонь. Я отскакиваю от мертвеца, вытираю руку о траву, ворчу:
– Вот дурень-то!
Теперь кое-что проясняется. Новичок-контра, чей хладный труп лежит сейчас передо мной, припер с Земли на собственном горбу какую-то запрещенную в Центруме дрянь. Припер прямо так, без защитного контейнера. Она, эта дрянь, его и убила. Любая пластмасса в местном воздухе разлагается быстро, и некоторые ее виды выделяют при этом ядовитые вещества. Парень нес свою смерть за плечами, и вот печальный итог – мементо мори. Не в смысле «помни о смерти», а в смысле – «моментально в морг».
Само собой, лезть второй раз в рюкзак к этому недотепе я не собираюсь. Хоронить его времени нет, у меня график. На всякий случай запоминаю место, чтобы на обратном пути постараться обойти стороной, и решительно перешагиваю ручей. Мне пора двигаться дальше, до точки назначения еще топать и топать. Хватит загадок, время не ждет. Спи спокойно, брат контра, хоть ты и дурак. Мне пора.
Почему-то считается, что быть контрабандистом – это увлекательно и романтично.
В океане пути не находят суда.
Затянулись дождем Пиренеи и Анды.
Нам такая собачья погода
Подходит как никогда.
Мы везем контрабанду.
Мы везем контрабанду…
А на деле вся эта романтика – вон она, лежит в крохотном оазисе посередь Сухих пустошей мордой в ручей и воняет.
Наверху стягиваю платок, с наслаждением вдыхаю свежий воздух. Трупный смрад еще долго будет преследовать меня, но это мелочи, на которые в Центруме не обращаешь внимания.
Снова вижу бабочку – павлиний глаз беззаботно порхает в паре шагов от меня, садится на ветку сосны, складывает крылья. И я неожиданно ловлю себя на том, что очень хочу прихлопнуть бабочку, смять, раздавить ее радужные крылья…
* * *
Холмы высятся справа, словно спины исполинских животных, вросших в землю. Шло куда-то стадо бурых верблюдов да завязло в грунте – одни горбы наружу торчат, трава-шерсть колышется на ветру.
Солнце поднялось выше, припекает. Становится жарковато. Сейчас бы стянуть комбез, позагорать, раскинувшись на песочке, но… пустоши есть пустоши. Они хитры, коварны и непредсказуемы. И наносят удар именно тогда, когда человек этого не ждет. Поэтому здесь всегда нужно вести себя от противного. Делать не то, что хочется, а то, чего не хочется ни в коем случае. Ну или если коротко – расслабляться на пустошах категорически нельзя. Вредно для здоровья. Впрочем, я напоминаю себе об этом уже в десятый, кажется, раз.
Это все, конечно, в теории. А на практике человек не может все время быть сжатым, как пружина. Не получается. Мы все верим в лучшее, всегда и везде. Даже пробираясь через Ржавые болота, даже угодив на опушку Поющего леса. И поэтому гибнем. Безымянные могилы контры, разбросанные по всему Центруму, – это не просто памятники тем, кто упокоился в здешней земле, это еще и напоминание живым: «И мы были как вы, и вы будете как мы. Не расслабляйтесь, ребята».
Однако выбил меня из колеи этот труп в ручье. Философия всякая в голову лезет. Да еще запах… Я вроде далеко отошел от мрачноватой рощицы, а все равно ощущаю сладковато-приторный запашок. Говорят, что человек способен распознавать около тысячи различных ароматов на расстоянии до полутора километров, а вот волк чует до ста тысяч оттенков запахов и может почувствовать их за пятнадцать километров. Еще говорят, что саблезубые псы – потомки земных волков, у которых все изначальные волчьи способности стали еще более развитыми. Трупная вонь для них – это запах добычи.
Есть такая народная мудрость – не звать беду по имени. Я в своих походных размышлениях вслух ею пренебрегаю и спохватываюсь слишком поздно.
В седловине между холмами колышутся высокие соцветия бесцветника, мотаются туда-сюда под усилившимся ветром, и вдруг из зарослей наперерез мне на пустошь выносится поджарое серо-бурое тело. Прижатые уши, оскаленная пасть с длинными клыками, маленькие сверкающие глазки, полные яростной злобы, – саблезубый пес, коротко взрыкивая, проносится в нескольких шагах от меня и разворачивается для атаки.
Автомат уже в руках. Откидываю приклад, веду ствол следом за мечущимся зверем. Бить эту тварь надо издали, не менее чем с десяти шагов. Если пес успевает прыгнуть, человеку редко удается увернуться, а клыки у зверя – как кинжалы, и атакует он всегда, как пишут в протоколах осмотра места убийства, «в область лица и шеи». Я видел нескольких людей, лица которых исполосованы жуткими шрамами, с ними не под силу справиться ни одному пластическому хирургу. Острые клыки псов срезают кожу, мясо и мышцы не хуже скальпеля, оставляя голую кость, а токсины и трупный яд, содержащиеся в слюне, отравляют весь организм и очень долго не дают ране зажить.
Стараясь не упустить зверя из виду, быстро оглядываюсь. Саблезубые псы обычно охотятся стаями, на худой конец – парами, это всем известно. Раньше они нападали по очереди – сперва самка, потом самец, который как бы уступал подруге право первой крови. Но двуногие прямоходящие на пустошах быстро дали зверью понять, что поодиночке их бить легче, и в последнее время псы начали применять новую тактику – теперь они атакуют жертву одновременно с двух сторон. Полторыпятки утверждает, что эти твари прогрессируют, учатся, и недалек тот день, когда они поднимутся на задние лапы. Впрочем, после трех стаканов ликера «Шасси» можно задвинуть и не такое.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
