Книга Архив Шевалье - Максим Теплый

В знаменитом на всю страну гастрономе номер 1 – или, как его еще называли, Елисеевском – в очереди в кондитерский отдел стояла моложавая женщина, одетая в длинную каракулевую шубу, которая смотрелась бы нелепо на абсолютно бесснежных московских улицах, если бы не холоднющий мартовский ветер… Женщина как женщина… Про таких говорят: в самом соку. Весьма симпатичная, с ухоженным лицом. Странность была только в том, что она разговаривала сама с собой, высоко подняв голову и обращаясь куда-то вверх. Не сразу было понятно, что она что-то говорит в затылок высокому дородному мужчине, который стоял в очереди перед ней. Даже соседям по временному и весьма тесному человеческому общежитию, каковым в данный момент и являлась тяжело дышащая очередь, было не разобрать слов, которые женщина говорила ухоженному мужскому затылку. А даже если кто-то и расслышал бы сказанное, то ничего бы не понял.

– Я только через полчаса туда попала…

Затылок едва заметно качнулся вперед.

– А лампу-то он переставил. Еле сняла…

Затылок снова дернулся.

– Но никто ничего не заметил. Кладу в правый карман…Конфеты брать будете? Сегодня «Стратосферу» завезли…

Затылок пошел вбок. Появился симпатичный мужской профиль с чуть отвисшими щеками, которые, впрочем, лицо не портили. Мужчина обернулся и громко, чтобы все слышали, сказал:

– Женщина, я стоять не буду – на поезд опаздываю. Занимайте мое место…

Мужчина вышел на улицу Горького и замахал рукой. Перед ним затормозила видавшая виды «Волга» с потертыми черными квадратами вдоль борта.

– До Ленинградского вокзала подбросите? На поезд опаздываю…

– Три! – раздалось из салона.

– С ума вы все посходили! От Горького до трех вокзалов – три рубля! Раньше за эти деньги два часа по всей Москве возили да еще сдачу давали.

– Не хотите – ждите другого. Но дешевле никто не поедет. Такса.

– Ладно! Пейте кровь мою, кровососы гнусные. – Мужчина нырнул на заднее сиденье.

– Не понял! – угрожающе обернулся в его сторону таксист. – Гнусный – это кто?

– Да это из Высоцкого, – успокоил пассажир. – Поехали!

Такси двинулось в сторону Садового кольца, но не прошло и минуты, как пассажир неожиданно произнес:

– Я передумал… Все равно уже опоздал. Давайте к кинотеатру «Россия» – если можно, прямо ко входу…

– Э-э, товарищ! Так дело не пойдет. Я на короткие дистанции не бегаю. Кто…

– …деньги будет платить? – перебил странный пассажир. – Я, конечно! Вот держите: трешка, как договаривались. Я здесь выйду…

Мужчина шагнул из машины навстречу ветру и надвинул на глаза меховую кепку, которая мгновенно покрылась бисером мелких, едва видимых капель.

– …То ли снег, то ли дождь… одно слово – пакость, – раздраженно буркнул он себе под нос и быстро, почти бегом, бросился внутрь ярко освещенного вестибюля.

До начала последнего сеанса в малом зале кинотеатра оставалось буквально несколько минут. Мужчина достал из кармана заранее купленный билет, вежливо кивнул грозной билетерше и скрылся в полутемном зале. Зрителей было совсем немного. Фильм «Неоконченная пьеса для механического пианино» был снят почти десять лет назад и иногда повторно шел на малых экранах. В зале находились в основном редкие молодые парочки, выбравшие последний сеанс для уединения в темном зале.

Мужчина, не глядя на билет, уверенно двинулся в сторону одного из последних рядов и уселся рядом с очень пожилым седовласым зрителем, который опирался подбородком на рукоятку трости и дремал в полном одиночестве.

Погас свет, и пожилой, не открывая глаз, тихо, но очень отчетливо произнес:

– Хороший фильм. Третий раз смотрю. Самые хорошие фильмы снимают именно у нас, в СССР. – Он почувствовал, что его утверждение вызвало у собеседника усмешку, и добавил: – Говорю это абсолютно искренне и, как вы понимаете, со знанием дела. Перевоплощения – это моя давняя страсть…

– Просто это утверждение именно в ваших устах выглядит… как помягче сказать… странно, что ли, а можно сказать, даже смешно.

– Ну почему же? Объективность – это инструмент любого добросовестного исследователя.

– А что же американское кино? Великий Голливуд?

– Scheiße[3]ваше американское кино. Да и все остальное… американское. Только это красивое слово из моего родного языка можно поставить в один ряд с замечательными русскими оборотами, которыми выражается мое отношение ко всему американскому.

– И Френсис Коппола? Он тоже это ваше замечательное немецкое слово? Его «Новый апокалипсис», к примеру?

– И он тоже! В этом фильме самое замечательное – это музыка Вагнера. А он, как известно, был немцем!..Принесли? – спросил пожилой.

Второй участник беседы непонимающе переспросил:

– Что? – Он не почувствовал резкой перемены беседы, которая скакнула в другую сторону.

– Я говорю, с вами то, что мне нужно?

– Ах да! Конечно!

– Слушали?

– Не успел. Дежурная по этажу только что передала «жучка», в «Елисеевском». Там такая давка за конфетами…

В зале неожиданно раздался странный, нарастающий по силе звук. Это один из героев фильма в исполнении актера Олега Табакова изображал свадебный крик марала. Пожилой прыснул и затрясся от смеха.

– Умора! – зашелестел он своим сипловатым голосом. – Люблю Табакова! Сильный актер. Кота хорошо играет… и Ленина.

– Кота?

– Ну да! Матроскина… Американцы сделали ставку на Горбачева. Знаете почему? – опять резко сменил тему разговора пожилой.

– Догадываюсь…

– Вряд ли догадываетесь. – Пожилой наконец открыл глаза и повернулся к собеседнику, лицо которого мертвенно бликовало отблесками экрана. – У американцев никогда не было сильных аналитиков. Таких, к примеру, как я. А те, что есть, считают только на один шаг вперед. – Старик замурлыкал какую-то мелодию, пытаясь попасть в такт с музыкой, которая сопровождала фильм. – Вся их так называемая советология – это перепев моих работ. Ничего нового, сплошной плагиат.