Через часик дверь моего кабинета открывается и появляется стройная фигура Регины Флейшхакер:
— Как! Вы еще здесь?!
— Еще… минутку…
— Так зачем же я бежала как сумасшедшая, если у вас еще так много времени?
— Мы… уже…
— Зачем же вы меня вызывали, если вы сидите дома?!
— Мы… вот… заканчиваем…
— Не надо мне платить, — изрекает Регина с достоинством, — я не привыкла получать деньги за то время, что я не работаю. А в следующий раз подумайте хорошенько — нужна я вам или нет!..
Мы ясно чувствуем приближение скандала. Я тут же бросаю пишущую машинку, и мы, усталые, выходим из дому. Письма я заканчиваю в кондитерской напротив. И хотя стук машинки привлекает определенное внимание посетителей, они все же в конце концов к этому привыкают.
В кино мы в тот вечер, разумеется, опоздали.
Моя маленькая женушка и соображения реальной политики подсказали мне убить как минимум ближайшие три часа, которые должна провести с ребенком наша профессиональная нянечка, на прогулки по городским улицам. Красив Тель-Авив ночью. Кроме, разумеется, морского побережья, северных кварталов, пригорода Яффо и Абу-Кабира, где находится городская тюрьма. Мы вернулись в полночь, похожие на пару дрессированных летучих мышей, потратив немалую сумму на проезд по городу…
— Когда мне приходить в следующий раз? — спросила Регина, нахмурив брови.
Жена посмотрела на меня — решай, мол. Вечно я должен решать. И если я ошибусь, это будет фатальная, непоправимая ошибка, ибо у госпожи Флейшхакер нет телефона, чтобы в случае чего отменить назначенное дежурство. И она приезжает из другого города, и с ней нет связи…
— Послезавтра? В восемь?
— Ладно, — бормочу я, — может… мы пойдем в кино…
* * *
Неисповедимы пути Господни, ну очень неисповедимы. Через день, в то самое «послезавтра» в семь вечера у меня начала ныть спина с левой стороны, и чувствовал я себя весьма неважно. Думаю, что и температура у меня поднялась. Моя верная жена стояла у моей кровати и была очень озабочена.
— Ты должен встать немедленно, — заламывала она руки, — она скоро будет здесь, и мы должны уйти…
— Но я же болен!
— Ну соберись с силами, ради Бога! Если она увидит, что снова напрасно бежала из другого города, это будет ужасно!
— У меня кружится голова!
— У меня тоже. Прими аспирин. Ну вставай же, вставай!
Ровно в восемь прибыла Регина — как лучшие швейцарские часы. Она тяжело дышала.
— Шалом, — задыхаясь, проговорила она, — снова не было…
Я в панике стал одеваться. Если бы была маршрутка, мы бы, возможно, могли вступить в переговоры, но теперь, учитывая проезд Регины в автобусе, наше организованное сопротивление бесполезно. Мы быстренько ретировались из дому. Выйдя, я оперся от слабости о стену дома. Я чувствовал себя отвратительно. Грипп или черт его знает что еще. Ну и что же делать? В кино в таком состоянии не ходят.
— Ладно, — говорит жена, — пару часов погуляем.
— Но мне нужно лечь, я болен.
— Пошли посидим в машине.
Мы сели в нашу машину, и я улегся на заднее сиденье. Я довольно-таки длинный, а машина наша — весьма компактная. Господи, ну почему я должен лежать скрюченным в машине — с ангиной, почему?
Господь не внемлет моим мольбам, кроме того, у меня склонность к клаустрофобии — боязни закрытых помещений. После того как нам удалось убить час с четвертью, я дошел до критического состояния.
— Жена, — простонал я, — я поднимаюсь…
— Уже, — заволновалась жена в темноте, — но ведь еще не прошло и полутора часов. Ну подожди еще двадцать минут.
— Не могу.
С этими словами я встал и заковылял к дому. Жена потащилась за мной с жуткими ругательствами. Ты — не мужчина, говорила она. Ладно, я не мужчина, но идем домой. Жена тряслась всем телом. Ее опасения, в сущности, можно понять: возвращаться домой через две лиры и семьдесят пять агорот?
— Знаешь что, — вдруг сказала жена перед нашей дверью, — давай прокрадемся внутрь, чтобы она нас не заметила… посидим тихонько в нашей спальне… подождем…
Это было приемлемо, как мне показалось. Мы тихонько открыли дверь и на цыпочках пробрались внутрь. Из кабинета пробивался свет, значит, там и находилась Флейшхакер. Мы продвигались весьма осторожно, контролируя каждое движение по знакомой территории, — как в фильме «Пушки Наварона», но за несколько шагов до цели случилось несчастье. И зачем только ставят эти вазоны с филодендронами посреди коридора?..
— Кто там? — закричала Регина изнутри. — Кто там?
Мы зажгли свет.
— Это всего-навсего мы — Эфраим забыл дома подарок.
Какой подарок? Жена взглянула на меня безумным взглядом, подошла к книжной полке и после некоторых колебаний вытащила «Историю английского театра 1616–1958 годов». Мы извинились и вышли из комнаты.
За дверью меня охватила общая слабость, и перед моими глазами появились какие-то красные точки. Кроме того, заболел зуб мудрости. Я сел прямо на лестнице и, если память мне не изменяет, разразился плачем. У меня была температура, и вообще.
— Это была единственная возможность, — оправдывалась жена, притрагиваясь своей холодной рукой к моему пылающему лбу. — Через час с лишним мы уже сможем зайти.
— Если я останусь в живых, — поклялся я, — мы переедем жить в город, где живет наша Флейшхакер.
Тут к нам спустился наш сосед Феликс Зелиг.
— Что вы здесь сидите? Ключи потеряли?
— Нет, — ответили мы, — просто так.
Лишь после того, как он ушел, мы подумали, что могли бы попросить у него политического убежища.
Можно посидеть у вас часок? — надо было спросить. Мы посидим тихонько в вашем темном холле и мешать не будем. Но теперь нам не осталось ничего другого, кроме долгого сидения на лестнице. Мы беседовали о Регине. Она, без сомнения, выдающаяся личность, такая пунктуальная. Но почему ее нельзя убедить в том, что она может получать свои деньги, даже когда мы дома? Почему мы должны немедленно убираться из дому, как только она появляется? Почему ей никогда не попадаются маршрутки? Почему так холодно на лестнице? Все это — очень нелегкие вопросы. Через десять минут — то есть в общей сложности через два с половиной часа, я встал и заявил жене, что готов предпринять вторую попытку. Теперь-то мы уже знаем, где стоят филодендроны…
* * *
На этот раз получилось. У нас уже был богатый опыт проникновения в собственную квартиру. Дверь за нами захлопнулась с тихим щелчком. Свет в кабинете освещал голову Регины, когда мы ползком пробирались мимо нее. Мы прокрались в спальню согласно намеченному плану. Осторожненько закрыли раздвижную дверь и растянулись на кровати, ожидая, пока пройдут три часа. Жена пристально следила за временем по своим ручным часам, считая минуты, а я при свете луны перелистывал «Историю английского театра 1616–1958 годов»…
