– Да брось ты, – Лидия не приняла всерьез это предположение. Намотав длинную прядку блестящих волос на карандаш, она сосредоточенно смотрела в монитор компьютера. – Бьюсь об заклад, что он сногсшибательный. У парней из Нью-Йорка репутация настоящих мачо. Я заберу из химчистки мои брючки от Джозефа. А ты, конечно, должна надеть свой новый топ.
– Ммм, – Джуно с сомнением посмотрела на облачко кружевной ткани, лежавшее на куче смятой оберточной бумаги у нее на столе. Подарок Лидии был, как всегда, невероятно дорогим: писк моды, дизайнерская кофточка из шифоновых кружев легче пуха. Как выразилась Лидия, «этот подарочек напоминает тот костюм, в котором тебя мама родила». Не учла она, как всегда, лишь одно: как Джуно будет выглядеть в ее подарке.
Джуно боялась предстоящей встречи с Джеем Маллиганом, хотя и пошутила по этому поводу: у нее было такое ощущение, что с костюмом, в котором ее мама родила, он уже и так знаком предостаточно. Полноценный 16-й размер, торчащая вперед грудь, бедра, на которых поместится по пол-литровой кружке пива, – да, Джуно понимала, что кружевной топ подчеркнет самые ужасные складки на животе и боках. Гораздо лучше он смотрелся бы на самой Лидии, с ее четким силуэтом, маленькими грудками, напоминавшими шарики сливочного мороженого, и длинной нежной шеей.
Но ничего не поделаешь, Джуно, конечно, наденет сегодня вечером этот топ, чтобы не обидеть подругу, хотя и будет выглядеть в нем как кочан капусты в продуктовой сетке.
– Мне тридцать лет, – простонала она, не обращая внимания на звонивший у нее на столе телефон. Это была фраза, которую Джуно твердила целый день в надежде, что в конце концов хоть немного привыкнет к ее звучанию.
– Да, пока ты еще не достигла своего сексуального расцвета, – неунывающим голосом парировала Лидия, не отрывая глаз от монитора. Она уже с девяти часов утра утешала подругу расхожими поговорками.
– Ты пребываешь в состоянии сексуального расцвета без малого десять лет, а тебе всего лишь двадцать семь, – ответила Джуно. – Моя жизнь катится под горку, а оргазм с любимым мужчиной у меня еще впереди.
Смеясь, Лидия зажмурила глаза и оторвалась от компьютерной игры.
– Ты собираешься снять трубку? – она кивнула в сторону телефона.
– Ни за что, – Джуно откинулась на спинку кресла и вздохнула. – У меня ярко выраженная депрессия. Скажи, что меня вызвал шеф.
– Нет, это не тридцатилетие приводит тебя в такое отчаяние, – Лидия нажала три клавиши на своем аппарате, чтобы переключить звонок на себя. – До отчаяния тебя довел этот жалкий недоносок… Да, Лидия слушает. О, привет, моя радость, – как поживаешь? – с улыбкой на лице, она устроилась поудобнее и подмигнула Джуно.
Джуно догадалась, что звонивший был, несомненно, мужчина, к тому же удостоенный титула «моя радость», что сужало круг кандидатов до двух человек – это мог быть либо ее брат Шон, либо ее «бывший», Джон. Мысль, что это может быть именно последний, привела Джуно в такое волнение, что она сжала руки. Поздравительной открытки от него утром не было, но Джуно не исключала, что он может позвонить. Это было как раз в его стиле – вспомнить про ее день рождения в последний момент, когда уже поздно отправлять поздравление почтой, и позвонить ей, чтобы сообщить: у него, дескать, заготовлены открытка и подарок, он хотел бы с ней встретиться, чего-нибудь выпить и вручить их.
Его не очень активные попытки возродить их отношения были даже более оскорбительны, чем сделанное ранее заявление, что он хочет поселиться вместе с девицей по имени Дебби, которую он присмотрел, фактически, за спиной у Джуно. Да не так-то легко это сделать, обитая вместе с Джуно в маленьком домике в Клапаме, на который не имеешь особых прав. Джуно была так потрясена и разгневана, что поступила самым идиотским образом: упаковала чемоданы и освободила гнездышко для этой сладкой парочки, а надо было остаться там и дождаться, чтобы Джон сам убрался восвояси. Через весь Лондон она дотащилась до Шона и несколько дней безвылазно скрывалась у него в свободной комнате, рыдая без передышки, так что ее брат – сначала не жалевший для нее ни чая, ни сочувствия – в конце концов переутомился от сострадания и посетовал, что она оставляет влажные следы на полированном деревянном полу.
Два месяца спустя Дебби бросила Джона, и теперь он пытался пролезть обратно в жизнь Джуно. Правда, пытался довольно вяло. Порой у него возникала потребность пообщаться – а это случалось примерно раз в неделю, как правило, ближе к полуночи, когда он засиживался в пабе допоздна. Тогда он звонил ей, говорил, что любит и хочет видеть. Подозревая, что ему просто-напросто приспичило трахнуться, Джуно все же разговаривала с ним тепло и доброжелательно, предлагала перезвонить утром, вместе пообедать и все обсудить. Повесив трубку, она замечала, что перспектива этой встречи занимает и волнует ее гораздо больше, чем ей бы хотелось. Память начинала с нежностью прокручивать эпизоды из их лучших времен, услужливо пропуская агонию финала. Но наутро Джон никогда не перезванивал, и еще целая неделя проходила, пока вдруг в полночь не раздавался очередной звонок. Во время последнего разговора он даже не удосужился приглушить громкость телевизора, и в трубку проникал звук порнографического фильма, который он смотрел, предлагая ей оплатить такси до Клапама. Иногда Джуно задавалась вопросом: интересно, а Дебби он звонил до или после нее?
– Нет, по-прежнему одна, – засмеялась Лидия. – Ты же знаешь меня – зачем менять внимание многих на невнимание одного мужчины, который не прочь заплатить за меня. – По взгляду, который она бросила на Джуно, было совершенно ясно, что, если потребуется, она готова поддерживать болтовню сколь угодно долго.
– Это Джон? – прошептала Джуно.
Лидия утвердительно кивнула в ответ. Джуно провела ладонью по горлу, изображая, будто ее режут, и пробормотала: «Меня нет».
Сбежав в туалет, Джуно с ужасом обнаружила, что руки, которые она прижимала к лицу, были испачканы чернилами, и сейчас она выглядела так, словно ее щеки и лоб покрыли ритуальной индейской татуировкой.
Когда Джуно вернулась в офис, Лидия уже повесила трубку и снова играла на компьютере в свой «Солитер», одновременно болтая с Финлэем из отдела рекламы, который завладел стулом Джуно и, как ребенок, крутился на нем.
– Привет, золотко, – он радостно поприветствовал Джуно, не прекращая своих пируэтов. – С днем рождения тебя.
Будучи наркоманом, Финлэй был абсолютно бесполезен как работник, но очень полезен директору по рекламе как поставщик колумбийского порошочка, поэтому увольнение ему не грозило. Весь женский персонал обожал его за добродушную обаятельную развязность и милую незадачливую бесполезность. У него было лицо купидона, обрамленное локонами маленького лорда Фаунтлероя, которое совершенно не вязалось с его высокой худой фигурой. Только сломанный нос и щербатый передний зуб намекали о бурной молодости и беспутной душе. Он практически никогда не сидел за своим столом. Бродил по офису, как заблудившийся породистый пес, позволяя приласкать себя и погладить по холке, останавливаясь то тут, то там, чтобы пофлиртовать и поиграть.
