— Ой, да брось. — Она ухмыльнулась и обняла меня за талию. — Разве не круто?
Слишком ошеломленная, я не сопротивлялась, когда она потащила меня к столику Чарли, прямо в центр всей этой сумятицы, и подтянула ко мне стул.
— Эй, все! Люди! — заорала Аманда.
Головы повернулись к ней. Она обладает удивительной мистической властью, доступной всем ослепительно прекрасным блондинкам. Требуя внимания, Аманда немедленно получает его.
— Эй, это моя соседка Сара. Сара, знакомься, это все.
В отличие от Аманды я не умею привлекать внимание. Собравшиеся приветствуют меня коллективным кивком и невнятным бормотанием. Но как только они намеревались вернуться к своим напиткам, Аманда заявила:
— Сара без работы уже шесть месяцев!
И тут я становлюсь душой вечеринки.
Сейчас я понимаю, что все было подстроено. Продемонстрировав меня, словно призового терьера, Аманда представила меня Монике. Моника — ее приятельница со времен университета. Поскольку прежде я никогда не слышала о Монике, пожалуй, не ошибусь, предположив, что ее отношения с Амандой сводятся к нескольким электронным сообщениям, случайным обменам посланиями на автоответчике и постоянно отменяющимся планам перекусить где-нибудь вместе. Возможно, Аманда испытала легкое чувство вины, когда сегодня днем Моника позвонила ей и сообщила, что потеряла работу. И как существо человеколюбивое предложила меня в качестве утешения.
Когда Аманда удалилась развлекать группу мужчин, наперебой умоляющих обратить на них внимание, мы с Моникой застряли у бара. Я уже почти прикончила свое пиво. Моника угрюмо уставилась на свою полную бутылку, будто там внутри можно разглядеть ее погибшую карьеру.
— Думаю, надо пойти к психотерапевту, — поделилась она со своим пивом. — Мама считает, что это хорошая мысль. И мой приятель знает, у кого гибкая система оплаты. Но не уверена… — Она посмотрела на меня огромными сонными карими глазищами. — Как ты относишься к психотерапии?
А как я отношусь к психотерапии? Думаю, это альтернатива Восточного побережья сайентологической церкви. Но, похоже, Моника не в том настроении, чтобы выслушивать мои циничные, хотя и проницательные наблюдения.
— Пф-ф. — Я неопределенно повела рукой. — Я так далека от этого. Вообще-то я собираюсь встретиться с философом.
Сонные глаза Моники дважды мигнули.
— С философом?
— Гм, да… Видишь ли, только философ может ответить на мои вопросы.
— О нет, ты не понимаешь! — Моника внезапно пришла в необъяснимое возбуждение. — Как полагают, психотерапия учит понять, что все ответы находятся внутри нас самих.
Видите? Это именно то дерьмо, которое мне на фиг не нужно.
Одним махом расправившись с остатками пива, я решаю: черт с ним, выложу все разом — скажу Монике, что ее мать абсолютно права. Ей следует посетить психотерапевта. В ином случае очень скоро все друзья Моники действительно заболеют от ее долбаного нытья. А когда ее жалобы на отсутствие работы иссякнут, она обнаружит, что совершенно не способна поддерживать любые другие разговоры. Моника не видела нового симпатичного рассыльного «Фидекс». Она не заигрывает с милашками практикантами. В отчаянии она начнет высмеивать последние глупости актрисы Келли Райпа. Когда в ответ ее встретит полное равнодушие, вот тогда-то Моника все поймет. Ни у кого нет времени смотреть телевизор по утрам. Никто не знает, кто такая Келли Райпа.
Но ничего подобного я не произнесла. Как только я со стуком поставила бокал, собираясь произнести свою тираду, кто-то коснулся моего плеча.
Обернувшись, я увидела позади себя парня — небольшого роста, с шапочкой на макушке.
— Привет, — смущенно сказал он. — Это вы девушка, которая без работы уже шесть месяцев? — Он улыбнулся.
Улыбка у него милая, глаза добрые, даже дружелюбные, поэтому я с усмешкой протянула свою пустую бутылку из-под пива.
— Ага. Хотите купить мне выпить?
Эту ошибку я совершаю слишком часто. Я с удовольствием принимаю дармовые напитки от настойчивых молодых людей только потому, что сама не могу их себе позволить. Но пиво — это ведь всегда не просто пиво, верно? Пиво — это разговор, и, как правило, скучный. Парень выложил двадцатидолларовую купюру, и бармен поспешил принять заказ. Напитки прибывали без промедления, и парень устроился рядом со мной.
— Я Арти. — Он протянул руку.
— Сара, — ответила я, пожав ее. И считаю, что открыла уже слишком много.
О, дальше все становится еще хуже. Уже через несколько минут я знаю, что любимый фильм Арти — «Отважное сердце». А любимый писатель — Хемингуэй. Чувствую, как глазные яблоки вращаются внутри головы, словно биллиардные шары, выбитые кием из пирамиды.
— Ну, а ты? — спросил он.
— Я? Ну, мне нравится «Кто боится Вирджинии Вульф».
— Разве это не пьеса?
— И кино тоже. Лиз Тейлор? Ричард Бартон?
— А, да, конечно, я слышал о них. — Арти отхлебнул пива. — А кто твой любимый писатель?
— Харуки Мураками, — решительно заявила я, хотя это не совсем правда. Но зачем рисковать, вдруг ему известны такие имена, как Джон Ирвинг или Том Роббинс?
Арти судорожно сглотнул. Использую паузу в беседе, чтобы бросить не слишком незаметный взгляд на часы.
— О Господи, мне нужно идти. — В моем исполнении это всегда звучит неискренне. Тем не менее подхватываю сумочку.
Арти встает.
— Тебе в какую сторону? Может, возьмем такси вместе?
— Мне в Нью-Джерси, — солгала я.
— А куда именно?
— Просто собираюсь прогуляться. — Я протянула руку, прежде чем он успел подумать о поцелуе. — Рада была познакомиться. И спасибо за пиво.
— Пожалуйста, в любое время, когда захочешь…
Я устремилась к выходу, даже толком не попрощавшись с Амандой. Все равно, едва ли мы поедем домой вместе. Брокер, у которого наверняка свой пентхаус в паре кварталов отсюда, уже уткнулся носом ей в шею. Глаза ее полуприкрыты, и Аманда довольно достоверно имитирует оргиастический восторг. Ну что ж, рада за нее.
Чтобы предотвратить преследование Арти, я пробежала галопом пять кварталов в сторону Кенал-стрит. Когда бар остался на безопасном расстоянии, перешла на рысцу и наконец в изнеможении, вся в поту, остановилась. Рядом в надежде притормозило такси, но я сделала отрицательный жест рукой. В кошельке всего десять долларов, и черта с два я потрачу их на такую ерунду, как поездка на такси.
Я наклонилась, свесив голову между колен. Все тело ныло, а дыхание никак не выравнивалось. Интересно, неужели сердце так колотится только от бега? Может, наконец-то подействовали шесть месяцев бесконечной тревоги и опасений? Или я переживаю сейчас муки настоящего приступа паники. При этой мысли я ощутила напряжение в спине и прислонилась к кирпичной стене, парализованная головокружением.
