Разумеется, периодически они видели друг друга. Остров не имел таких размеров, чтобы можно было жить на нем и не встречаться. К счастью, Рик не вел с ней никаких общих дел, а пляж Коралловой затоки был достаточно велик для них обоих.
Если бы только кто-то постарался внушить это Кристин!
Менее чем через неделю после открытия отеля в местной газете было напечатано ее открытое письмо, в котором она называла себя «обеспокоенной жительницей». Суть послания заключалась в том, что, по мнению автора, Рик якобы пытается подорвать устои местной культуры.
Но ведь он всего лишь спас от окончательного разрушения здание «Дриады», которое в противном случае просто развалилось бы, а «обеспокоенной» Кристин осталось бы только соорудить из обломков очередную дурацкую скульптуру.
Рик в свою очередь отправил редактору письмо, в котором содержался более чем тактичный ответ на все выпады.
Спустя неделю появилась новая статья, на сей раз касающаяся местной баскетбольной команды.
«Люди, намеревающиеся извлечь прибыль из благоприятных для туризма местных условий, — писала перманентно обеспокоенная мисс Кристин Уильямс, — должны вносить посильную лепту в воспитание местной ребятни».
«Люди» — это он, Рик, известный баскетболист.
— В конце концов, на спорте ты сделал все свои деньги, — заметил Чак.
— Мальчишки будут в восторге, — согласилась Шерон.
Дебби тоже полностью разделяла подобное мнение.
— Или не справишься? — спросила она с лукавыми искорками в глазах.
Разумеется, Рик был уверен в своих силах.
Вскоре он вплотную занялся местной баскетбольной командой, состоявшей из мальчишек в возрасте от десяти до пятнадцати лет. Они именовали себя «Альбатросами». В команде состоял племянник Кристин и сын таксиста Берта.
Спустя всего месяц команда начала показывать неплохие результаты. Рик понял, что он хороший тренер. Ему бы очень хотелось, чтобы Кристин тоже убедилась в этом, однако она ни разу не посетила ни одной игры. И не обмолвилась с ним ни единым словом.
Впрочем, ей и не нужно было этого делать. Вместо нее все сказала сооруженная на пляже статуя.
…Рик встал из-за письменного стола и вновь подошел к окну, чтобы еще раз взглянуть на своеобразное послание. Сейчас, когда утреннее солнце полнее осветило мусорный шедевр Кристин, Рик наконец разглядел то, что было плохо видно раньше — красные дамские трусики, развевающиеся на ветру в вытянутой руке монстра.
На него они подействовали, как красная тряпка на быка.
…Кристин разбудил настойчивый стук в дверь.
Она застонала, с трудом разлепляя глаза. Часы показывали четверть восьмого. Кого черт принес в такое время? Явно не того, кто знаком с привычками Кристин.
Будучи «совой» а не «жаворонком», она предпочитала начинать день, когда солнце стоит уже высоко в небе. Однажды она даже пожаловалась на эту свою особенность Шерон.
— Понимаешь, художнику, который работает с цветом, непростительно долго валяться в постели. Он должен работать при очень хорошем освещении. Вот у скульпторов такой необходимости гораздо меньше. Порой я им завидую.
— Так займись скульптурой! — не долго думая, сказала Шерон.
Усмотрев в ее совете изрядную долю здравого смысла, Кристин действительно вскоре так и поступила. И с тех пор почувствовала себя гораздо лучше: теперь она меньше зависела от солнца и времени суток.
Скорее всего, тот, кто барабанит сейчас в дверь, не догадывается, что Кристин работала всю ночь.
Она трудилась над миниатюрами из обрезков металла, ракушек, обломков застывшей лавы, древесины и гальки. Подобные изделия пользовались большим успехом у туристов, посещавших сувенирную лавку Шерон. Эти поделки было легко увезти с острова, и они служили хорошим напоминанием о приятно проведенном здесь времени. А на вырученные от продажи миниатюр деньги Кристин могла содержать старенький, сложенный из розового ракушечника домик, стоящий прямо на набережной и выходящий окнами на гавань.
Обычно она заканчивала работать около двух часов ночи, но нынче в это время для нее все только началось. Кристин закончила мастерить фигурки дельфина, летучей рыбы и пеликана, а потом, вместо того чтобы отправиться спать, захватила весь собранный за последние дни материал, который доставили к берегу морские волны, — корягу, пластиковую бутылочку из-под масла для загара, ворох бурых морских водорослей, дырявую соломенную шляпу и еще много чего интересного — и понесла все это к сооружаемой на пляже Коралловой затоки статуе.
Домой она вернулась лишь в начале пятого утра.
— Ну довольно же! — проворчала Кристин, обращаясь к неугомонному посетителю, который все продолжал барабанить кулаком в дверь.
Сладко потянувшись, она поднялась с постели, натянула шорты и майку и направилась к входной двери, шлепая по полу босыми ногами.
— Придержи лошадей, — буркнула Кристин на ходу.
Рывком распахнув дверь, она начала сердито:
— Вы представляете себе, который сейчас… — однако дальнейшие слова застыли на ее устах в то самое мгновение, как только она сообразила, что смотрит прямо в глаза Рика Шеппарда.
2
Он молча швырнул в нее что-то. Нечто мягкое, красного цвета.
Кристин машинально отшатнулась, а когда разглядела предмет, на ее губах возникла едва заметная улыбка.
— Твои, насколько я понимаю? — холодно произнес Рик.
Она подняла трусики и отвернулась с намерением закрыть дверь, но он шагнул мимо нее в дом.
— Что ты себе позволяешь?! — воскликнула Кристин. — Я не приглашала тебя!
— Разве? А по-моему, очень даже приглашала.
Рик улыбался, но это была улыбка акулы, собирающейся метнуться к намеченной жертве.
— Никогда! — Кристин была возмущена.
Темная бровь Рика приподнялась.
— Нет? Тогда зачем ты возводишь своего монстра напротив «Дриады»?
— Это не монстр!
— С какой стороны посмотреть… Впрочем, неважно. Лучше скажи, почему ты выбрала именно это место — участок пляжа перед моей гостиницей?
— Это общественный пляж.
— Который имеет протяженность мили три.
— Я могу сооружать статуи, где захочу.
— Вот именно. Но ты предпочла поставить свое произведение перед «Дриадой».
Кристин независимо подняла подбородок.
— Ну и что? Ты должен быть доволен: я усиливаю чувство прекрасного в твоих постояльцах.
Рик фыркнул.
— А, понимаю… Ты избавляешь их от засилья стандартизованных вещей? — Он произнес это так, будто речь шла о самом идиотском занятии, какое только можно придумать.