— Линн Д. Деннисон, — машинально отозвалась Линн.
— Линди, — повторил Сид.
Линн хотела поправить его, но потом подумала: пускай.
— Я знал человека по имени Линн Деннисон, — задумчиво проговорил Сид. — Мы встретились с ним на конференции по издательскому делу, проходившей на Восточном побережье.
— Мой отец, — кивнула Линн. — Он умер чуть больше года назад. Но мне не хочется, чтобы здесь хоть что-нибудь знали обо мне. Я хочу сохранить…
— Анонимность?
— Не совсем. Если бы вы хорошо знали моего отца, вы бы поняли. Он сравнивал книгу с кукольным представлением. Если кукольник будет постоянно высовываться из-за ширмы, то героев спектакля перестанут воспринимать как реальных. Он считал, что, если я направлю все силы на работу, а не на позирование, это пойдет на пользу и мне и работе.
Сид задумчиво кивнул:
— Я знал нескольких девушек, тоже привлекательных, как и вы, но не последовавших такому совету. Прощаюсь до утра. Только не благодарите, здесь это не принято.
Линн улыбнулась:
— Учитывая разгром, который я застала в доме, могу я это сделать хотя бы мысленно?
Она наблюдала, как Сид уходит в сплошной снегопад. Затем, поеживаясь, закрыла дверь и вернулась в комнату. Остановившись, девушка огляделась.
В гостиной все еще бросались в глаза следы пребывания охотников. Но их вполне можно было устранить. Кое-что из мебели придется чинить, а кое-что заменить, если это будет ей по карману. Когда она впервые обсуждала с отцом возможность пожить в этом уединенном местечке, он предупредил, чтобы дочь не ждала от него финансовой поддержки.
— В целом для тебя это будет полезно. Если желание писать окажется недостаточно сильным, чтобы заставить тебя откладывать деньги ради такого дня, значит, ты еще не готова. — Таков был вердикт отца.
Линн рассеянно размышляла об их разговоре, раздеваясь у огня. Сид посоветовал переночевать в гостиной. Спальня сегодня походила скорее на парную: электрообогреватели работали на полную мощность, и по бревенчатым стенам стекали капли конденсируемой влаги.
«Вот я и экономила, — размышляла про себя девушка. — По 5, 10 и 25 центов. Ходила в старом костюме, сама укладывала волосы, отказывалась от приглашений на уикэнды и от свиданий, чтобы не покупать новой одежды. Мелочи. Но они помогли скопить мне нужную сумму».
Линн проснулась окончательно. Обхватив колени руками, она сидела, глядя в огонь, и вспоминала.
Ее любимый преподаватель как-то сказал:
— Помимо профессии актера, писательство — единственная профессия, которую, как считает большинство, можно освоить и без учебы.
Кто-то из студентов поинтересовался:
— Разве работа журналиста — не учеба?
— Не всегда, — отозвался профессор. — Репортер — это фотограф, посредством слов воспроизводящий место действия или последовательность событий, создаваемых другими. Писатель же — художник, который создает место действия и действующих лиц или берет их из реальной жизни, но магическим образом преображает в яркое повествование.
Линн чувствовала, что период ученичества для нее завершен. Она побыла тем, кого преподаватель называл «фотографами», и в этом качестве имела редкую возможность изучать человеческие характеры, эмоции и побуждения. Она овладела своим основным инструментом — словом. Но период ученичества как писателя-беллетриста начался для нее, когда девушка попробовала свои силы в более крупных прозаических формах и написала первую повесть. Она называлась «Синий туман» и публиковалась в газете из месяца в месяц. Кистью «художника» Линн рисовала здесь то, что прежде «фотографировала», создавая характеры, соответствующие структуре повести. «И вот теперь, — она слегка поежилась и забралась в теплое гнездышко, сооруженное из одеял, — я словно начинающий зубной врач, который оборудовал свой кабинет, разложил инструменты и готов приступить к работе».
Проснувшись на следующее утро, Линн не сразу встала. Некоторое время она пыталась сообразить, где находится. Непривычный яркий свет, какой-то непонятный шум… Потом поняла, что так светло из-за ослепительно белого снега, а доносящиеся звуки — шум ветра в лесу, который начинался сразу за домиком Уоттсов. Раздалось пронзительное завывание, и в комнату упал лист картона. Вслед за ним ворвался холодный ветер, словно прямиком с Северного полюса. Линн подняла картон, но не нашла поблизости ни молотка, ни гвоздей и заткнула разбитое стекло скатертью.
Разведя огонь в камине, она быстро надела старый лыжный костюм и поспешила на кухню, где обнаружила, что тока опять нет. Закипая от возмущения, она достала ключи, полученные от Люсиль, и храбро шагнула во дворик с милым видом на озеро, вынула из шкафчика с посудой видавший виды кофейник, железный таганок и вилки с длинными черенками. Линн готовила себе завтрак с горящим от жара лицом и заледеневшей спиной. Лишь намазывая маслом наполовину сгоревший хлеб, она перестала хмуриться.
— Какая же я идиотка! — вскричала девушка и бросилась за кейсом, который так берегла в дороге. В следующее мгновение она уже сидела на коврике, прислонясь спиной к тахте. Кофе и тарелка с тостом стояли рядом на столике, а на коленях лежала рукопись.
— Ну и дала же я маху, — пробормотала Линн, пролистав несколько страниц. — Никто из тех, кто прочитает это, не испытает к моему Джеффу ни малейшего сочувствия. Я пишу, что он замерз, устал и пал духом и, когда его с семьей выставили из меблированных комнат, поклялся страшной клятвой, которая должна переходить из поколения в поколение.
Но я не заставила читателей почувствовать этот холод, ощутить страшный ветер, пронизывающий насквозь одежду Джеффа, его жены, детей и пригибающий их к земле. А когда я рассказываю, как они нашли кров и Джефф попытался развести огонь, то его злость в моем описании больше похожа на раздражение.
Теперь Линн хоть приблизительно представляла, что пришлось испытать Джеффу. Она сходила за письменными принадлежностями, уселась на тахту и начала делать заметки. Слова заменяли ей тюбики с краской. «Посиневший от холода» — это больше, чем просто синий цвет. Добавьте сюда серого, мазок черного, и страницы зазвучат траурной симфонией чувств и звуков. Это ей знакомо. Она испытала подобное, когда стучалась в дверь к Сиду.
Раздался стук в дверь. А вот и он, легок на помине! Поглядев на девушку, Сид от души рассмеялся.
— Твое место и впрямь на этой стороне Озера, — сквозь смех заметил он. — Я бы не стал мешать, но не думал, что ты так скоро примешься за работу.
— Да, знаешь, я просто делаю кое-какие заметки к своему роману. Понимаешь, мне вдруг подумалось, что я неправильно, слишком мягко описала характер своего главного героя и его семьи. Захотелось рассказать об их чувствах в условиях тяжелой жизненной ситуации, чтобы это было ярко и правдиво. И к тому же отражало мои собственные ощущения.
Сид понимающе кивнул: