Через некоторое время Канди заметила, что не является единственной из присутствующих, кто был склонен помолчать. Граф ди Лукка тоже говорил мало, только по необходимости. Время от времени кто-то обращался к нему с вопросом об Италии и о жизни в Риме, с чем он, очевидно, был хорошо знаком, и он вежливо отвечал, но большую часть ужина сам не сказал ни слова. У Канди, наблюдавшей за ним, создалось впечатление, что граф почти не замечает своего окружения. Для нее отрешенность итальянца была очень ощутимой, хотя она не думала, что кто-то еще за столом это заметил, и Канди тайком продолжала поглядывать на него. Он, видимо, чем-то тяготился и, по ее мнению, выглядел как человек, которого что-то серьезно тревожит.
Но тут Сью сказала что-то смешное, граф по-мальчишески заразительно засмеялся и мгновенно преобразился. Канди решила, что ее воображение слишком разыгралось, и, когда миссис Райленд предложила перейти в гостиную, покинула стол с облегчением.
За дверью столовой Сью обеспокоенно повернулась к ней.
— Послушай, Канди, с тобой все в порядке? Ты едва прикоснулась к еде и выглядишь немного… ну… — Она остановилась, слишком хорошо понимая, в чем тут дело, чувствуя неловкость и не зная, что сказать. Даже не знала, благоразумно ли что-то говорить в данный момент. — Я догадываюсь, что это не только из-за прослушивания, так?
Канди сжала губы, борясь с детским желанием разрыдаться прямо здесь.
— Пойду разолью кофе, — пробормотала она и быстро ушла.
Позже Канди сможет поговорить об этом с сестрой… во всяком случае, она должна что-то сказать, но только не сейчас. Ее пальцы дрожали, когда она умело управлялась с тяжелым серебряным кофейником, но Сью без слов приняла свою чашку, и Канди поняла, что в течение следующего часа она будет в полной безопасности. Затем в гостиную пришли мужчины, и Канди, не поднимая глаз, налила им кофе. И прежде чем она это осознала, Джон оказался рядом с ней.
— Привет, Канди! — На его губах мелькнула неуверенная улыбка… странная улыбка.
— Привет, Джон. — Ее голос был восхитительно холоден и естественен. Собрав все силы, чтобы рука не дрожала, она протянула ему чашку. — Как Рим?
— Рим изумителен! Тебе бы он понравился. — Он глотнул кофе и взглянул на девушку. — Ты должна как-нибудь там побывать. Все должны.
Канди беспристрастно отметила, что его отношение к ней после ужина немного изменилось. Как будто внезапно он вспомнил о ее существовании, и это его обеспокоило.
— Ты собрал весь нужный материал? — автоматически спросила она и была благодарна внезапному появлению на ее коленях абиссинского кота миссис Райленд. Теперь ее рукам, когда обязанности по разливу кофе временно завершились, было чем заняться.
— Да, я собрал все, что нужно. Если и остались какие-то проблемы, ди Лукка поможет. — Джон бросил взгляд на итальянца, теперь сидевшего рядом со Сью в другом конце комнаты. — Программа связана с современным высшим светом римского общества, и я не думаю, что есть хоть что-то, чего он не знает по этой теме. То, что он последовал за мной в Англию, просто удача для меня. Не знал, что он здесь, пока вчера не наткнулся на него в Лондоне.
Значит, он вернулся по крайней мере вчера?! Джон, видимо осознав свою промашку, почувствовал себя неловко, но не попытался объяснить, почему Канди не знала о его приезде в Англию. Он по ней явно не скучал. Что-то случилось в Риме, что изменило абсолютно все. И теперь она должна свыкнуться с тем, что все кончено. Канди не представляла, как будет к этому привыкать, но понимала, что ей придется приложить для этого усилия.
Чтобы хоть что-то сказать, она спросила, не в Риме ли он познакомился с графом ди Луккой, и на мгновение ей показалось, что смущение Джона странно возросло.
— Да… нас представила одна… одна моя знакомая. — Он отставил свою чашку и погладил кота. — Послушай, Канди… — начал он, но его перебила Сью:
— Иди сюда, Канди! Мы говорим о тебе.
Джон отвернулся, а девушка медленно поднялась и подошла к сестре. Итальянец вежливо встал.
— Дорогая, — быстро проговорила Сью со слегка виноватой улыбкой, — я собираюсь попросить тебя кое-что сделать… или скорее это граф…
Граф тоже ей улыбнулся, и Канди отрешенно заметила, что в его приятной улыбке много шарма.
— Я не должен был просить, — произнес он. — Вы, должно быть, устали…
Замешательство появилось у нее на лице, и он вновь улыбнулся:
— Просто я очень хочу услышать ваше пение, синьорина.
— О! — выдохнула Канди, и ее бледное лицо внезапно покрылось деликатным румянцем. — Я… я не смогу сейчас петь!
— Почему это? — Сью посмотрела на сестру. — Ты должна была сегодня вечером петь. Здесь есть рояль, а граф говорит, что сам тебе будет аккомпанировать.
— О нет! — Краска покинула Канди, она стала еще бледнее, чем прежде. — Я правда не смогу. — И поспешно добавила, глядя на графа: — Слушать, в общем-то, нечего. Боюсь, вы будете разочарованы…
— Но ваша сестра заверила меня, что у вас очаровательный голос. Кроме того, вы собирались петь сегодня для синьора Каспелли.
И вновь Канди показалось, что в глубине этих карих глаз таится что-то раненое. Она заколебалась, чувствуя стыд за свою собственную резкость.
— Я трусиха, — просто объяснила она. — Я только надеялась, что смогла бы спеть перед синьором Каспелли, если бы до этого дошло.
— Не думаю, что вы трусиха, синьорина.
— Давай, Канди, спой что-нибудь, — многозначительно потребовала сестра.
Наверное, Сью думала, что Канди ведет себя как ребенок.
— Спойте то, что собирались петь для синьора Каспелли, — попросил граф. — Я очень хочу вас послушать.
Его мягкой вежливой настойчивости было трудно отказать, и Канди капитулировала.
— Я должна была петь «Caro Nome», — сказала она ему и неуверенно добавила: — Вы знаете?
— Конечно… «Риголетто». — Граф встал и прошел к роялю, затем подождал, пока она подойдет к нему. Когда Канди это сделала, его темные глаза улыбнулись ей, придавая мужества. — Не нервничайте, — тихо посоветовал он. — Помните: даже если вы споете плохо, в чем я лично сомневаюсь, это вовсе не конец света. Есть в жизни более худшие вещи, чем выглядеть или звучать глупо. Думаю, вы это уже знаете.
На мгновение его взгляд задержался на ее глазах, затем он сел, и его пальцы запорхали по клавишам, возрождая к жизни творение Верди. Неосознанно Канди оглядела комнату. Сью, конечно, смотрела на нее, полковник и миссис Райленд, сидевшие у камина, тоже наблюдали за ней, даже Джон небрежно поглядывал в ее сторону. Казалось, что-то сжало ее горло, и, хотя Канди честно попыталась взять первую ноту, она так и не смогла запеть. Итальянец мастерски прикрыл ее, но глаза его были укоризненными и даже, как ей подумалось, немного подозрительными. Его осуждение привело ее в чувство. Она начала петь, и ясное, чистое, нежное сопрано прозвенело в тихой комнате с такой мелодичной безупречностью, что мужчина за роялем быстро взглянул на нее, и даже Джон, наклонившийся, чтобы выбросить в камин окурок сигареты, удивленно оглянулся. Голос Канди имел еще юный тембр, но в нем было самое важное — дар передать потрясающую глубину чувств. Когда она продвигалась вперед через знакомую арию, весь трагический пафос несчастной судьбы Гилды окружил, казалось, и саму Канди. Возможно, чувствуя себя такой же потерянной и обиженной, она почти случайно смогла передать ранимость героини Верди так впечатляюще, что, прежде чем закончила, Сью ощутила в горле предательское пощипывание, и даже полковник Райленд, совсем не любитель оперы, отставил в сторону свой бренди и прошептал жене, что девочка очень хороша!