На первой странице красовалась и фотография Димитрия Константиноса. Он чуть улыбался, а в его холодных, загадочных глазах читалась уверенность. Фотоснимок был черно-белым, но Роз без труда вспомнила цвет его глаз, кожи, волос и многое другое. Внезапно ее прошлое и настоящее соприкоснулись. Димитрий вернулся в ее жизнь, и Роз охватил ужас.
* * *
Миновав таможню, Роз сразу увидела Ивена и Алексис, машущих ей руками у выхода из зала прилета международных рейсов.
— Мамик, ты прекрасно выглядишь.
Алексис, как обычно, преподнесла ей букет цветов, на этот раз чайные розы. Но для Роз в мире существовала только одна красавица — ее одиннадцатилетняя любимица, с бархатистой, чуть смугловатой кожей, темно-каштановыми, почти черными, волосами и синими, светящимися невинностью глазами.
— В нашей семье первая красавица — это ты, сладенькая моя, — ответила ей Роз, крепко обняла дочь, потом полной грудью вдохнула аромат цветов, чтобы избавиться от самолетного привкуса пыли.
— Я ненавидел каждую минуту, которые мы провели в разлуке, Роз, — сказал ей Ивен, когда они направились к выходу из здания аэропорта.
Роз повернулась к нему, заново привыкая к облику симпатичного парня, светло-русым волосам, угловатым чертам лица. Журналисты не раз указывали на его сходство с Кеннеди. А по мнению прессы, для политика это идеал.
— Почему ты не позвонил мне в Париж? — спросила Роз, не отрывая взгляда от мужа.
Он остановился у самого выхода из здания аэропорта. Алексис прошла вперед, но он все равно не заговорил. Впрочем, Роз без труда прочитала его мысли: Ивен не хотел заводить разговор о Димитрии.
Ларри, шофер Миллеров, загружал чемоданы Роз в багажник. Портативный компьютер в кожаном футляре висел на плече Ивена. Тыльной стороной ладони он коснулся ее щеки. На Роз пахнуло знакомым запахом его лосьона после бритья. Движение это было знакомо Роз. Так он проверял, все ли с ней в порядке. Необходимости обсуждать заголовок сегодняшней «Нью-Йорк таймс» не было. Оба понимали, что возвращение Димитрия Константиноса в их жизни может привести к катастрофе.
Лимузин выехал на Ван-Уик-экспрессвэй и, набрав скорость, помчался к городу. Роз молчала, думая о Димитрии, словно и не слыша, как ее дочь и муж оживленно обсуждают подробности прошедшего этим днем баскетбольного матча, в котором Алексис удалось забросить победный мяч.
— Ты в порядке? — спросил Ивен, когда Алексис отвернулась к окну.
Роз выдавила из себя улыбку. Не могла же она терять хладнокровие в присутствии дочери! Какие бы эмоции, хорошие или плохие, не переполняли ее, сейчас она не собиралась давать им волю.
— Дома поговорим.
«Как хорошо, что Ивен смог приехать», — подумала она. Роз не знала, как ему это удавалось, но еще не было случая, чтобы он не встретил ее в аэропорту, хотя работать ему приходилось по четырнадцать часов в сутки. А если он будет баллотироваться в губернаторы, то рабочий день еще удлинится. Но Роз нисколько не сомневалась, что и в этом случае она все равно увидит его среди встречающих. Думая о предстоящем приеме и о том, сколько энергии и сил отнимают у нее подобные мероприятия, Роз прекрасно понимала, что ему они просто в тягость. Она-то хоть автор; и приемы устраиваются в знак признания ее книг. Но Ивена это нисколько не раздражало. Ему нравилось купаться в лучах успеха его жены.
После приема в «Уолдорф-Астории» они собирались совершить еще один миллеровский ритуал: отвезти Алексис в «Серендипити», знаменитое манхэттенское кафе-мороженое, и под люстрами из «Тиффани» съесть по порции фирменного шоколадного мороженого. А потом поехать в Бруквилль. Дорога туда занимала сорок минут, но остаться на ночь в квартире Роз они не могли, потому что утром Алексис ждали уроки в школе.
Глава 3
На короткое время Миллеры заехали на квартиру Роз. Дом располагался на углу Пятой авеню и 84-й улицы. Швейцар Доминго встретил Роз широкой улыбкой.
— Давненько я вас не видел.
Он был неисправимым льстецом.
— Слушая тебя, можно подумать, что ты скучал по мне, — улыбнулась ему Роз, когда он придерживал дверь, пропуская ее и Алексис. — Уверена, что ты говоришь то же самое всем жильцам, даже если они выходили на несколько минут, чтобы выпить чашечку кофе.
Доминго рассмеялся.
— Миссис Граймз ждет вас наверху. У нее свой ключ.
Ивен задержался у автомобиля — разобраться с шофером, какие чемоданы останутся, какие уедут на Лонг-Айленд, так что в лифте Роз и Алексис поднялись вдвоем. По широкому коридору прошли к квартире 8В. Прежде чем Роз успела достать ключ, Мэрилин Граймз распахнула дверь.
Женщины обнялись, потом Мэрилин заговорила с Алексис, а Роз направилась в свой просторный кабинет, окна которого выходили на музей «Метрополитен». Положила пальто и портативный компьютер на изящный французский письменный стол, за которым утром работала, если проводила ночь в городе. Огляделась. Свежие цветы в хрустальной вазе, безусловно, от Мэрилин. Запах кофе, просачивающийся из кухни, выманил Роз из кабинета, увел от стопки писем, факсов и бандеролей. Алексис и Мэрилин уже сидели за длинной стойкой, отделяющей кухню от гостиной. Роз присоединилась к ним. Сумерки еще не сгустились, так что света от настольной лампы со стеклянным красно-синим абажуром вполне хватало. С чашкой кофе в руке Роз повернулась к Мэрилин.
— Поездка прошла удачно; Дарио мне об этом рассказал. — Мэрилин пригубила кофе. — Переговорив с тобой, он позвонил твоему издателю. Насчет списка бестселлеров, который будет опубликован на следующей неделе. Ты займешь первую строку.
«Нью-Йорк таймс» заканчивало составление списка бестселлеров за неделю до публикации и уже в среду обнародовало список, подготовленный к воскресной публикации. Поэтому каждую среду в шесть вечера все издательские дома и люди, чье благополучие зависело от книжного бизнеса, с нетерпением ожидали факса от «Таймс», всегда надеясь на хорошие новости. Для «Бордмен букс» успех Роз Миллер был новостью экстраординарной.
— Фантастика! — Голосу Роз, однако, недоставало энтузиазма, с которым она обычно реагировала на успех своих книг.
— У тебя все в порядке? — озабоченно спросила Мэрилин. — У тебя отсутствующий вид.
Роз обняла свою пухленькую подругу. Мэрилин, похоже, предпринимала немалые усилия, чтобы умалить достоинства своей внешности. Очки, вышедшие из моды в семидесятых годах, скрывали нежность ее глаз. И в сорок лет кожа у нее оставалась идеальной, ей требовалось лишь чуточку румян, чтобы подчеркнуть скулы. Косметикой она практически не пользовалась, разве что для особо торжественных событий, вроде сегодняшнего приема, подкрашивала ресницы. Не старалась она скрыть свою полноту правильным подбором фасона и цвета одежды. Мэрилин напоминала Роз кусок глины, дожидающийся, пока скульптор откроет скрытую в нем истинную красоту.
— Как я понимаю, отсутствие ответа означает…
