— Конечно, нет, — ответил Рафаэль, вежливо улыбаясь. — Один путешественник, побывавший в Фагуасе, поведал мне о существовании одного таинственного места, последней утопии: Васлале.
Мелисандра чуть не подскочила. Никогда прежде никто не приезжал сюда с одним лишь намерением найти Васлалу. Только она помышляла об этом, а теперь появляется он и предлагает ей сопровождать себя. Мелисандра взглянула на него — убедиться, правильно ли все расслышала. Рафаэль с невинной улыбкой откусывал кусочек от бедра цыпленка.
Эрман, Макловио и Моррис устремили свои взоры на дона Хосе. Они рассказали Рафаэлю о том, что старик знал о Васлале больше, чем кто-либо. Теперь они ждали от него подтверждения своих слов. Повисла пауза.
— А! — воскликнул, наконец, дон Хосе, откидываясь на спинку стула и потирая с отсутствующим видом кончик носа. — Васлала! Кто только в Фагуасе не желал найти Васлалу!
— Возможно, кто-нибудь захочет отправиться со мной. Мне нужен будет проводник, — сказал Рафаэль, глядя на Мелисандру, которая ответила ему воодушевленным взглядом.
— Вам надо будет заехать к Энграсии в Синерию, — сказал старик. — Думаю, она сможет помочь вам.
Дон Хосе не стал больше распространяться на тему Васлалы. Он замолчал. Расстроенный, вдруг ушел в себя. Мелисандра подумала, что никогда раньше не видела его таким при гостях. Что-то предчувствовал ее дедушка? Он угадал ее планы?
— Моррис очень хорошо знаком с Энграсией, — с намеком в голосе сказал Макловио.
Моррис намека этого не понял.
— Речь ведь не о том, чтобы найти какое-то место на карте, — сказал ученый. — Это гораздо сложнее.
— Завтра у нас еще будет возможность поговорить об этом, — проговорил дон Хосе, резко поднимаясь со стула. — Уже поздно. Вы, должно быть, устали, проделав такой непростой путь. Я никуда не денусь, а это подождет до утра.
Допив кофе, он надел берет, взял трость и, пожелав всем спокойной ночи, удалился в кабинет.
Глава 3
Одетая во все черное, с волосами, собранными под старым дедушкиным беретом, сунув руки в карманы, Мелисандра осторожно выскользнула из своей комнаты, пересекла столовую и спустилась по ступенькам с задней стороны дома. Ночь оказалась прохладной. Вот уже больше недели не было дождей, но земля все еще хранила влагу. Быстрым шагом девушка прошла по тропинке, ведущей к стоящему невдалеке дому Хоакина, убедившись прежде, что никто ее не видит.
Хоакин оставил дверь открытой. Сидя за столом, он курил и точил мачете[5]. Он раздраженно посмотрел на Мелисандру, давая понять, что ее визит не слишком своевременный. Не говоря ни слова, она затворила дверь, сняла, берет и села на грубо сколоченный стул напротив него. Хоакин опустил глаза, концентрируя внимание на лезвии ножа. Она поднялась и выглянула в окно.
— Если ты так сильно занят, я пойду, — сказала она.
— Могла бы вскипятить воду и сделать кофе, — ответил он. — Или ты устала, обхаживая своих гостей?
Она ничего не сказала. Гремя посудой, поставила воду для кофе.
— Сколько их приехало?
— Эрман, Макловио, Моррис, две незнакомые женщины и мужчина.
— Педро мне сказал.
— Я знаю. Не знаю только, зачем ты меня об этом спрашиваешь.
— Чтобы хоть что-то сказать. Ты же всегда возмущаешься, что я не слишком разговорчив. Чего привезли?
— Не знаю. Думаю, то же, что и всегда: книги для дедушки, продукты, лекарства для Мерседес, комбинезоны для меня, шоколад… — улыбнулась Мелисандра, ставя на стол кофе.
— Меня интересуют боеприпасы. Они у нас почти совсем израсходованы. Было бы опасно остаться без возможности держать оборону. Что нового рассказывают?
Хоакин был сильный. А лицо его, казалось, предназначалось для другого тела: тонкое, угловатое, обрамленное прямыми черными волосами, с черными недоверчивыми глазами, словно у раненого животного, настороженного, готового в любой момент кинуться на обидчика.
Он мог бы быть ее отцом. Видел, как она росла. Помогал ей управлять имением. Хоакин признавал, что его любовь к ней была сродни инцесту. Он не знал, любит ли он ее как дочь или как любовницу. Мелисандра передала ему разговор за ужином.
— Журналист намеревается отыскать Васлалу, — сказала девушка, стараясь не менять тона. Это было счастливым совпадением — как раз сейчас, когда она и сама решилась уйти на эти поиски. — Он говорит, ему нужен проводник. Я предложу ему взять меня.
— Не будь смешной. Ты никогда не была в центральной части страны. Если он и возьмет тебя, то уж, конечно, для иных целей.
— Ты ревнуешь.
— По мне, можешь делать что хочешь. Это твое дело.
— Никогда прежде никто не приезжал с явным намерением найти Васлалу. Это знак судьбы. Мой дедушка это предчувствует. За ужином он стал вдруг таким молчаливым, — задумчиво проговорила Мелисандра.
— Какая же ты настырная. Никто не может выбить из твоей головы идею с этим путешествием.
Хоакин выпил кофе залпом, встал и подошел к Мелисандре. Взяв ее за волосы, поднял ее лицо и поцеловал в губы.
— Ты должен мне помочь, Хоакин, — сказала девушка, отстраняясь от него. — Если ты мне поможешь, я смогу уехать спокойно.
— Тебе понравился этот мужчина. Меня ты не обманешь, — произнес он, следуя за ней и обняв ее за плечи.
— Не говори глупостей, — игриво улыбнулась она, глядя ему прямо в глаза, считая, что существует только один способ утихомирить Хоакина. — Для этого человека мы все — дикари. Он сделает свой репортаж и уедет. А мы останемся.
Она припала к его груди, обхватила руками его лицо, поцеловала, провела ногтями по его спине. Хоакин выгнул спину. Он тяжело дышал. Мелисандра ускользнула от него в другой конец комнаты. Они начали гоняться друг за другом, двигая немногочисленную мебель. Она смеялась; в его взгляде читалось что-то среднее между весельем и яростью.
— Вся в бабушку, — процедил Хоакин, сквозь зубы. — Упертая, твердолобая. Никто не мог остановить тебя. Только я могу совладать с тобой, Мелисандра, — с этими словами он бросился на нее, подхватил на руки и, пресекая на корню ее попытки сопротивляться, отнес на парусиновую кровать.
Они еще немного поборолись друг с другом, смеясь и рыча, словно играющие дикие кошки. Хоакин расстегнул молнию на ее брюках и резкими движениями принялся ласкать ее. По мере того, как она переставала сопротивляться и отдавалась чувствам, он сменил тактику и стал более последовательным, неторопливым, нежным. Целовал ее, перебирая руками ее волосы, покусывал ее соски, обнажая ее, растворяясь в ней, доводя до оргазма, сжимая в объятиях ее трепещущее тело. Хоакин закрыл глаза, опустил голову на ее нежное плечо. Он почувствовал Мелисандру, беспокойную, встревоженную птицу, которую уже не в силах был удержать.
