— Свободное время на кухне — неужели это был весь твой досуг? — изумилась Рейчел, умело скрывая негодование.
— Еще няня водила меня в парк, — добавила Дженни.
— А домработницы и повар все еще функционируют в твоем нью-йоркском доме? — осведомилась Рейчел.
— Я дала им расчет после маминой смерти и… продала дом.
— Ты продала дом в Нью-Йорке? — еще более изумилась Рейчел.
— Да. Такая жизнь не для меня, — нехотя призналась Дженни.
— Так у тебя теперь нет дома? — уточнила экономка, сосредоточенно вглядываясь в молодую женщину.
— Ответ на этот вопрос меньше всего зависит от меня. Надеюсь, в самом скором времени эта проблема как-то решится, — дипломатично проговорила Дженнифер Уотсон.
— Да-да, я тоже очень на это надеюсь, — задумавшись, пробормотала Рейчел. — Значит ли это, что ты можешь оставаться на ранчо сколь угодно долго?
— Если хозяин позволит, — пожала плечами хозяйская дочь.
— Дай ему время, — в очередной раз повторила свою магическую фразу мудрая женщина.
— У Дженни, как оказалось, золотые руки. Она очень помогла мне с приготовлением ленча, — проговорила Рейчел, подавая на стол.
— Очень любезно с ее стороны, — процедил хозяин.
— Это меньшее, что я могу сделать, находясь в этом доме, — отчеканила Дженнифер.
— Означает ли это, что ты планируешь здесь остаться? — громко спросил Сэм Сандерс.
— Да, — коротко и честно ответила она. — Мне бы очень хотелось, если ты не станешь возражать.
— С чего бы мне возражать? Оставайся сколько хочешь, — небрежно бросил отец.
— То есть… ты… А ты мог бы проехаться со мной верхом по окрестностям после обеда? — смело спросила она отца.
— У меня сегодня много дел. Буду занят до самого ужина, — сухо ответил он.
— Я мечтала об этой прогулке все годы, что занималась верховой ездой, — призналась Дженни.
— Как твоя мать допустила верховую езду? — искренне удивился Сэм.
— У нее просто не было выбора, — чуть ли не с гордостью заявила дочь.
— Мне всегда казалось, что Лоррейн — кремень.
— Я тоже не слабого десятка, — вызывающе отозвалась Дженнифер.
— И все же как тебе это удалось?
— Я рыдала, упрашивая ее вернуться домой… в Оклахому, — честно ответила гостья.
— Понятно. Значит, ты мечтала об этой прогулке верхом много лет? Что ж, ничего не поделаешь, придется составить тебе компанию, — с мнимой неохотой проговорил Сэм.
— Спасибо.
В продолжение всего обеда Джейсон Уэлборн хранил молчание. Поведение Дженнифер казалось ему вызывающим, поэтому согласие Сэма прокатиться с дочерью ошеломило молодого человека. Он был уверен, что та бесстыдно играет чувствами отца. Убежденный, что, наигравшись, эта городская особа вернется в свой респектабельный нью-йоркский особняк, Джейсон не мог понять, зачем она обнадеживает старика. К концу обеда он не выдержал:
— Скажите, мисс Уотсон, у вас есть работа в Нью-Йорке?
— У меня есть профессия, — уклончиво ответила она. — Я специалист по информационному обслуживанию.
— Что это значит? — заинтересовался Сэм, нахмурившись.
— Так, офисная работа с компьютеризированными информационными системами. Кабинетная рутина. Откровенно говоря, я терпеть это не могу.
— Интересно, — заметил Джейсон. — И как же вы справляетесь с вашей работой?
— Я уволилась после маминой смерти. Трудно было совмещать такую работу с теми обязательствами, которые появились… — еще более туманно пояснила Дженнифер Уотсон. — Ну а теперь я четко понимаю, что к прежней работе вернуться уже не смогу.
И Джейсон передумал задавать следующий вопрос, лишь пробормотал, потупившись:
— Приношу свои соболезнования в связи с кончиной вашей матери.
Дженни кивнула, принимая слова сочувствия.
— Как это случилось? — глухо спросил Сэм Сандерс.
— Автомобильная авария. Мама всегда гоняла как сумасшедшая… Конечно, мама погибла по собственной вине, но от этого разве легче? Мне ее очень не хватает… — созналась Дженни.
— Она больше не вышла замуж? — решил идти до конца отец.
— Ты же знаешь… Любвеобильной она никогда не была, — проговорила дочь..
— Это точно, — горестно согласился Сэм, отставив пустую тарелку.
— Иди, Дженни, переоденься для верховой прогулки, — материнским тоном велела ей Рейчел. — Отец подождет тебя, — заверила она, собирая со стола посуду.
— Я помогу тебе, Рейчел, — вызвался молодой мужчина.
— …И мне нечего сидеть без толку, — проговорил хозяин дома, поднимаясь из-за стола.
— Я готова! — торжественно произнесла Дженнифер, спустившись.
Она была похожа на картинку из журнала. В бриджах кремового цвета и короткой темной курточке наездницы, в сапожках из тонкой кожи с высокими голенищами, в жокейском шлеме….
— Вы куда так вырядились? — откровенно пренебрежительно спросил ее Джейсон Уэлборн.
— Я всегда так одеваюсь для выездки… У меня нет джинсовых брюк, к сожалению, — пробормотала Дженни, словно оправдываясь.
— Все нормально. Одежда не изменит ее намерений, — проговорил Сэм, храня бесстрастность — как при блистательном появлении прекрасной наездницы, так и при довольно грубой реакции своего молодого друга.
Но Джейсона это не удовлетворило. Криво ухмыльнувшись, он покачал головой и покинул общество.
— Так ты готова? — поторопил ее Сэм.
— Да, но если ты настаиваешь на том, чтобы я переоделась… — конфузливо проговорила Дженни.
— Ни на чем я не настаиваю, — отрезал отец.
Дженнифер подошла к Рейчел и, поцеловав ее в щеку, проникновенно произнесла:
— Спасибо за ленч и вообще…
— Спасибо, Рейчел, — присоединился к благодарности хозяин дома.
Дженнифер не смотрела на Джейсона Уэлборна, но была уверена, что издевательская усмешка по-прежнему змеится на его лице. Высокомерный провинциал беззастенчиво издевается над ее нью-йоркскими привычками, хотя ни Сэм, ни сама Дженни не видели ничего дурного в ее безупречной жокейской амуниции. Девушка, конечно же, догадывалась, что ковбойское седло — не английское, что сельские кони норовистее тех, с какими ей приходилось иметь дело, а головокружительные просторы Оклахомы — не чета дорожкам Центрального парка Нью-Йорка. Но при этом она не могла понять, чем повредит ее аристократическая униформа зелени местных лугов и вольной рыси лошади.
Молодая женщина считала нужным именно теперь продемонстрировать этим мужланам, что и в седле она органична, и сельским бытом ее не напугаешь, что она не пасует ни перед зверем, ни перед человеком, пусть даже с хмурым взглядом и ядовитой ухмылкой.
