— Я все-таки рискну! Итак, в семь часов? Я заеду за вами на работу, — быстро произнес Джон, боясь, что Кэролайн передумает.
— Я заканчиваю в шесть, так что успею заехать домой переодеться. Вот мой адрес. — Она написала несколько слов на салфетке. — Приезжайте туда.
Кэролайн встала из-за стола. Джон развернул салфетку, он чувствовал легкое разочарование от того, что еще одна женщина сдалась без боя.
— Но здесь не указан номер квартиры! — заметил он.
— Я буду ждать вас у подъезда, — улыбнулась Кэролайн.
Вот так-то! Получил?! Будешь ждать, как мальчишка! — мысленно усмехнулся Джон, провожая Кэролайн взглядом.
Рабочий день, как всегда, пролетел незаметно. Приближающаяся триумфальная презентация новинки создавала в «Ситрониксе» настроение подобное предрождественскому, когда еще многое нужно успеть, но впереди ждет чудо рождественской ночи, когда могут сбыться даже самые заветные желания. И все же весь день Джон ловил себя на том, что помимо обычного в последнее время лихорадочного возбуждения испытывает еще и радостное волнение от предстоящего ужина с Кэролайн. Он ни на секунду не забывал о назначенном свидании и сам этому удивлялся.
Давно Джон не испытывал перед свиданием одновременно и восторг, и робость.
За прошедшие со смерти Хелен годы у него было немало женщин. Их связывали то скоротечные романы, легко возникающие в водовороте суматошной жизни, то длительные отношения, претерпевающие многочисленные метаморфозы от бурного увлечения до прочной дружбы. Джон никогда не добивался женщин и с легким сердцем отступался, если понравившаяся особа не выказывала ему расположения, даже если ее равнодушие было напускным и для счастливого продолжения их отношений от него требовались лишь слова формального признания. Сколько-нибудь значительные романы у него возникали лишь с теми, которые были доступны сразу, откликаясь на его знаки внимания без жеманства и притворства. Этого ему было вполне достаточно. Однако у таких отношений была и обратная сторона. Джон так же легко расставался со своими спутницами, часто не находя иных общих интересов, кроме радостей секса и короткого совместного отпуска. Редко когда ему хотелось узнать, о чем думает и чем живет его очередная возлюбленная, впрочем, это частенько было ясно и без вопросов. И вот он по-настоящему волнуется перед свиданием. Такого Джон не замечал за собой уже несколько лет.
По дороге к дому Кэролайн Джон остановился у цветочного магазина. Войдя в благоухающее царство недолговечной красоты, он растерялся. Ему совсем не хотелось покупать цветы просто потому, что этого требует этикет. Джону непременно хотелось купить такие, которые точно понравятся Кэролайн, поэтому на розы он даже не стал смотреть, считая их формально-торжественными и безликими. Джон стал разглядывать небольшие букеты, умело составленные из садовых растений, но потом взгляд его упал на ирисы. Темно-фиолетовые цветки их были еще скрыты в бутонах, готовых вот-вот распуститься. Джон попросил упаковать три ириса в тонкую розовую бумагу без всяких украшений. Получилось мило и изысканно одновременно.
К дому Кэролайн Джон подъехал минут за пять до назначенного срока. Припарковавшись на узкой улице, вдоль которой шли краснокирпичные фасады стандартных двухэтажных домиков университетского кампуса, Джон вышел из машины и встал под высоким платаном, отбрасывающим на мостовую кружевную тень кроны. Кэролайн появилась ровно в семь. Вместо делового костюма на ней были надеты легкие кремовые брюки и пестрая шелковая блузка теплых тонов. Густые каштановые волосы свободно падали на плечи, обрамляя милое лицо с правильными чертами. Кэролайн легко шла вдоль улицы на высоких каблуках, небрежно помахивая маленькой сумочкой. Джон улыбнулся и сделал шаг к ней навстречу. Неожиданно Кэролайн подставила ему щеку для поцелуя. Жест был настолько естественным, как будто они были давними друзьями или даже братом и сестрой.
Наклонившись поцеловать Кэролайн, Джон почувствовал легкий аромат дорогих духов, прядь мягких волос легко коснулась его лица. Джон вдруг ощутил прилив нежности к почти незнакомой ему женщине. Почему-то ему хотелось защитить ее от всего мира, хотя Кэролайн держалась гораздо более уверенно, чем он, и вряд ли нуждалась в защите. Джон протянул ей ирисы. Кэролайн заулыбалась.
— Замечательно, — произнесла она, поглаживая пальцем один из мягких бутонов. — Я очень люблю ирисы, они такие необычные. Почему-то они ассоциируются у меня с Востоком, с Японией.
— Я не очень хорошо разбираюсь в цветах, — смутился Джон, — но мне показалось, что эти должны вам понравиться.
— Послушайте, я забыла, мы переходили на «ты»? — вдруг спросила Кэролайн. — Вы извините меня, но за последние дни было столько новых знакомств, что я часто путаю, с кем я на «ты», а с кем на «вы». Ужасно неудобно. Всегда жду, пока человек заговорит первым.
Джон немного опешил оттого, что его поставили в безликий ряд «новых знакомств», ведь он считал их с Кэролайн встречу чем-то особенным.
— Давайте перейдем, — не дожидаясь ответа, сказала Кэролайн. — Что-то мне подсказывает, что мы станем друзьями, почему бы не начать прямо сейчас.
Она улыбнулась, видя растерянность Джона. Положительно, эта женщина была совершенно иного склада, чем те, с которыми он имел дело в последнее время.
Джон открыл перед Кэролайн дверцу машины.
— Я не слишком по-деловому одета для вашего французского ресторана? Ко мне не будет претензий, что я не в вечернем платье? — улыбнулась она.
— Там все очень демократично, ну в крайнем случае придумаем вам юбку из портьеры в соседней закусочной, — в тон ей ответил Джон.
— Отлично, я еще и не в таких нарядах разгуливала, особенно пока училась в университете!
— И что же носят юристы? — поинтересовался Джон.
— У нас была замечательная театральная студия, — ответила Кэролайн. — Мы ставили там все подряд, от Шекспира до сочинений наших студентов-филологов. Но нам поставили условие, что раз в месяц мы обязательно должны выступать в одной начальной школе, разыгрывать перед детишками всякие сказки. К этому делу мы подходили спустя рукава, это же не великое искусство! И вот в одной сказке я изображала несчастную сиротку, которую не любят приемные родители. Наша костюмерша, студентка факультета искусств, тяготеющая к авангардизму, решила, что сиротка непременно должна быть лысой, так она будет смотреться более жалостливо. Разумеется, стричься наголо я не собиралась, и тогда придумали другой выход. Я должна была натянуть купальную шапочку. Один наш артист сказал, что принесет мне подходящую прямо на спектакль. И принес. Когда я ее увидела, то была в ужасе. Шапочка была зеленого цвета. Так как у моей бедной сиротки была совершенно зеленая лысина, весь эффект жалостливости пропал, дети просто умирали со смеху, пока я не догадалась повязать платочек.
Джон слушал веселую болтовню Кэролайн и чувствовал, как исчезает его неловкость и скованность. Ему начинало казаться, что он уже давно знал эту женщину, просто по какой-то нелепой случайности они не могли видеться все эти годы. Ресторан, в который они приехали, находился немного в стороне от главной улицы, на первом этаже был закрытый зал, а вдоль второго, по периметру, шла открытая галерея со столиками на двоих. Вечер выдался теплый, и Джон предложил посидеть на воздухе. Кэролайн радостно согласилась, сказав, что ужасно устает от искусственно кондиционированной атмосферы офиса.
